Страница 139 из 178
На допросах выяснилось, что Тотлебен вел переговоры с Гоцковским о покупке имения в Лупове и о крупном займе с прусских мануфактуристов; что за уменьшение берлинской контрибуции с 4 до 2 миллионов талеров он получил немалую мзду; что он неоднократно писал королю Фридриху и просил того о личной встрече (Тотлебен утверждал, что хотел заманить короля в ловушку и похитить его). Суд приговорил Тотлебена к смертной казни, но Елизавета заменила ее изгнанием из России с лишением всех чинов и орденов[70].
Вообще, Фридрих придавал огромное значение шпионажу, имея своих агентов в самых высоких сферах стран-противниц. Только по России он добывал информацию от дрезденской министерской канцелярии, от австрийских офицеров, от саксонского резидента в Петербурге Функа, из штаба Фермора, от великого князя Петра Федоровича и Екатерины, от курляндского камергера Мирбаха, от русского посла в Нидерландах Головкина, от голландского министра при русском дворе Сварта, от шведского посланника графа Горна и множества других. Слова короля, что он «всегда пускает в ход золотое оружие, прежде чем взяться за стальное», блестяще подтвердились.
Даун, которому поход Фридриха в Бранденбург очистил поле для действий, немедленно выступил в Саксонию и занял неприступный лагерь, тот самый, в котором в предшествовавшем году принц Генрих так превосходно выдержал все неприятельские атаки. Саксония была теперь в руках австрийцев и имперцев. Фридрих, узнав о ретираде русских из Берлина, поворотил назад. Он должен был непременно овладеть Саксонией, иначе неприятели могли приобрести над ним решительный перевес. От успеха этого похода зависело все: если Даун его разобьет или удержит в Саксонии, тогда русские немедленно проникнут в Бранденбургские владения и там займут зимние квартиры.
Фридрих решил действовать напропалую. Как я уже говорил, Салтыков сильно занемог и получил позволение отправиться в Познань, оставив в качестве заместителя Фермора. Вместо него был послан к армии новый фельдмаршал, граф Александр Борисович Бутурлин, бывший некогда фаворитом Елизаветы и ставший фельдмаршалом, не участвуя ни в одном бою. Как полководец он во многом уступал не только Салтыкову, но и Фермору. Пока, несмотря на ненастную и холодную погоду, Бутурлин медлил с выступлением на зимние квартиры, он ждал развязки саксонских дел.
Фридрих чувствовал всю важность нового своего предприятия и, как при Лейтене, пошел ва-банк. Вот что писал он в это время маркизу д'Аржансу: «Я похож на тело, у которого каждый день отнимают по больному члену. Еще одна операция — и все кончено: или смерть, или спасение! Да поможет нам Бог, теперь его помощь необходима! Но никогда не решусь я заключить невыгодный мир. Никакие обстоятельства, никакое красноречие не принудят меня подписать собственный позор. Или я паду под развалинами отечества, или, если судьба отнимет у меня и это утешение, я сумею сам положить предел своему несчастью».
Первые маневры Фридриха после Саксонии увенчались успехом. Виттенберг и Лейпциг опять попали в его руки. Имперская армия, не соединившись с австрийцами, отступила к Тюрингии. Оставался один, но самый страшный неприятель — Даун. Фридрих созвал генералов на военный совет. Он предлагал напасть на лагерь Дауна и спрашивал их мнения. Все молчали. В таком отчаянном деле легче было повиноваться, чем советовать. «Стало быть, вы почитаете это предприятие невозможным?» — спросил король после некоторого молчания. Тогда Цитен выступил вперед с воодушевленным лицом: «Все возможно! — воскликнул он. — Хотя и кажется трудным. Испытаем и увидим!» Король пожал ему руку, и дело было решено.
Фридрих хотел атаковать австрийский стан с тыла и фронта в одно время; стеснить их фланги к центру и, пользуясь беспорядком, нанести решительный удар. Исполнение этого плана было сопряжено с большими затруднениями, но при успехе могло уничтожить всю армию Марии Терезии. Даун имел 64 тысячи войска, стоял в самой выгодной позиции: левое крыло его примыкало к Эльбе, правое защищали высоты, на которых находились сильнейшие батареи, фронт прикрывали леса и болота. Но Фридрих основывал свои планы на тесном пространстве австрийского лагеря, где, в случае нападения, нельзя было с успехом развернуть все силы.
Рано утром 3 ноября он выступил в поход четырьмя колоннами (всего 44 тысячи человек). Армия его была разделена на две части. Одну вел сам король на неприятельский фронт (Даун, пожалованный к этому времени Марией Терезией титулом герцога, разместил свои позиции на высокогорье к западу от Эльбы), другую — к деревне Сиптиц, откуда с возвышений он мог действовать в тылу врага, вел Цитен. Дорога пролегала через Торгауский лес.
По плану Фридрих, наступавший с юга, планировал охватить правый фланг австрийцев, пройти через плотный лесной массив и атаковать их резервы. Цитен же, как уже говорилось, готовил атаку вражеского центра. В этом сражении Фридрих сделал важнейшее отступление от правил линейной тактики: он полностью отверг господствовавшее ранее требование непрерывности фронта. Вместе с тем Цитен не должен был вступить в битву, пока не услышит, что король завязал сражение с неприятелем.
Гренадер пехотного полка-принца Гольштейнского (рядом — мушкетерская шляпа).
В лесу Фридрих встретил австрийский драгунский полк, занимавший аванпост. Совершенно неожиданно драгуны очутились между двумя прусскими колоннами и после слабого сопротивления вынуждены были сдаться в плен. Около полудня король обошел левый фланг дауновского лагеря и достиг опушки леса. В это время с противоположной стороны раздались пушечные выстрелы. Цитен наткнулся на неприятельское передовое охранение и вынужден был выдвинуть против него несколько орудий. Король, полагая, что Цитен уже начал атаку, поспешил с авангардам выйти из леса, не дожидаясь остального войска, и также атаковать неприятеля.
Эта ошибка (неодновременное вступление в бой обеих частей армии усугубилось тем, что Фридриху пришлось вводить свои полки в бой прямо с марша, по частям, что противоречило всем законам тактики и здравому смыслу) едва не лишила прусского короля надежды на успех. Когда пруссаки вышли из леса, их встретил сосредоточенный огонь 200 орудий. «Пять батальонов и все канониры легли на месте, прежде чем успели сделать выстрел. Казалось, весь ад открыл свои недра, извергая тысячи смертей. Канонада была так сильна, что с первых десяти выстрелов петые тучи на небе рассеялись и день прояснился. Земля застонала и со столетних дубов посыпались вершины и сучья на прусских солдат, которые пробирались лесом».
Фридрих вынужден был сойти с коня и пешком вести солдат в атаку. Смело, бодро двигались пруссаки вперед, смыкая свои ряды, в которых ядра прорывали широкие бреши. Так взошли они на возвышения и овладели неприятельскими батареями. Несмотря на все усилия австрийской пехоты, прусские гренадеры держались крепко и страшно мстили за смерть своих товарищей. Тогда Даун послал своих кирасир в дело. Латники врубились в ряды пруссаков и погнали их назад. Между тем подоспела и прусская кавалерия. Атака возобновилась. Обе армии сблизились на дистанцию мушкетного выстрела. Начался перекрестный огонь. Фридрих ободрял своих солдат. Бой длился, обе стороны дрались с равным успехом, победа оставалась нерешенной. Под Фридрихом была убита лошадь. Когда он пересел на другую, пуля поразила его в грудь, и он упал на землю. Адъютанты подскочили к нему: он лежал без чувства, кровь струилась из раны. Его хотели уже отнести за фронт, но вдруг он пришел в себя, сам встал на ноги и потребовал лошадь. «Ничего! Ничего! Друзья мои!» — сказал он адъютантам и опять начал распоряжаться битвой. Бархатный сюртук и шуба, бывшие на нем, ослабили силу удара, и пуля только слегка оцарапала ему грудь.
Прусская конница привела в расстройство неприятельскую пехоту, несколько полков были взяты в плен. Успех склонился на сторону Фридриха. Но тут австрийские драгуны и кирасиры кинулись с таким неистовством во фланги прусских гусар, что заставили их отступить и преследовали до самого леса. Новые попытки к атаке были безуспешны. Даун мог поздравить себя с победой. Наступила темная, осенняя ночь, и бой прекратился. Но Фридрих не хотел уступить победы. Он вывел своих людей в Плауэнскую долину и там расположил их в боевой порядок, чтобы с рассветом снова начать сражение. Сам он отправился в ближнюю деревню. Там все избы были наполнены ранеными, и он должен был разместиться в сельской церкви. На ступенях престола при слабом свете лампады писал он карандашом нужные депеши.
70
Генерал Тотлебен вообще имел, мягко говоря, странную биографию. Родившись в Вюртемберге, он вскоре после поступления на службу к королю Августу III был уличен в лихоимстве и бежал в Нидерланды. Там он по поручению правительства набрал полк, но из такого сброда, что тот вскоре пришлось раскассировать. Тогда он уехал в Пруссию, увозя с собой из Амстердама «богатую сиротку» четырнадцати лет и с разрешения Фридриха II обвенчался с ней в Пруссии. Приданое Тотлебен вскоре прокутил, а жену довел до того, что она потребовала развода. Прусские власти вызвали его в магистрат, где Тотлебен устроил скандал и был выдворен из Пруссии снова в Нидерланды. Там-то он и подал прошение о «переводе» на русскую службу. Быстро подружившись в Петербурге с Фермором, Тотлебен был представлен императрице, каковая сразу же (непонятно, за какие заслуги) произвела его в генерал-майоры.