Страница 138 из 178
Тем временем все распоряжения в городе были поручены графу Тотлебену. Немецкие историки единогласно признают, что никогда еще «счастливый завоеватель не поступал так великодушно и умеренно со столицей своего врага, как граф Чернышев и Тотлебен поступили с Берлином. Строжайший порядок господствовал в русском войске; за все его потребности платили щедро; солдаты вели себя не только скромно, но даже дружелюбно в отношении к пруссакам. Одни австрийцы, которым по настоятельному требованию Ласси Чернышев принужден был отдать три берлинских предместья, производили по ночам грабежи, вламывались в дома, терзали, мучили, даже убивали жителей. Тотлебен вытребовал 2 миллиона талеров контрибуции. Третья часть была выплачена наличными деньгами, на остальное прусское купечество выставило векселя, за поручительством богатого банкира Гоцковского, который, как истинный патриот, жертвовал всем состоянием для спасения родного города. Пример его возбудил соревнование остальных граждан. Он вел все переговоры с Тотлебеном».
Были разрушены все пороховые мельницы, литейные заводы и фабрики, работавшие на прусскую армию. Берлинский пушечный литейный двор так разорили, что Тотлебен в своем рапорте указывал: «В два года ни одной пушки в Берлине лить невозможно будет». Из арсеналов выбрали все неуничтоженное оружие, провиант и фураж. Были также сожжены огромные (на всю прусскую армию) годовые запасы амуниции и мундиров. Словом, уничтожено все, что требовалось Фридриху для продолжения войны. Уцелел лишь ружейный завод в Потсдаме, где стоял австрийский генерал Эстергази, строго наблюдавший за неприкосновенностью королевской собственности как в Потсдаме, так и в Сан-Суси.
Зато дворцы Шенхаузенский и Шарлоттенбургский были, начисто разграблены саксонцами и пандурами — союзники мстили пруссакам за Силезию и Саксонию. В неистовстве солдаты не щадили ничего: срывали драгоценные обои, рубили картины, били фарфор и зеркала, обезображивали статуи. Даже святыня храма не спаслась от их поругания: в придворной церкви они изломали в куски дорогой орган и расхитили золотую утварь. Та же участь постигла и редкий кабинет антиков, купленный Фридрихом по смерти кардинала Полиньяка. Русским даже пришлось открыть огонь по союзникам, чтобы восстановить порядок. Австрийцы, хотя Ласси и получил свою часть контрибуции, оказались весьма недовольны таким исходом операции.
Русские же воспользовались множеством трофейного оружия, которое было вывезено для нужд армии, а кирасиры и драгуны получили прусские сапоги, лосиные штаны, другую дорогостоящую амуницию, а также множество отличных строевых лошадей из берлинских конюшен.
Императрица России сочла результаты рейда на Берлин вполне удовлетворительными. Именно после этой «экспедиции» в русской армии (кстати, опять же по примеру пруссаков) были впервые введены коллективные награды за боевые отличия. Войска корпуса Чернышева были пожалованы серебряными трубами «За взятие Берлина сентября 28-го 1761 г.». Их получили: в пехоте — 1-й и 4-й гренадерские, Кексгольмский, Невский, Апшеронский, Муромский, Суздальский, Киевский, Выборгский пехотные; в кавалерии — 3-й Кирасирский («бывший Минихов») и Санкт-Петербургский конно-гренадерский. Кроме того, эти два полка, единственные в русской армии, за участие в Семилетней войне получили серебряные литавры. Более этот знак отличия не жаловался ни одному кавалерийскому полку вплоть до революции 1917 года.
По этому поводу известен еще один забавный случай. Когда император Вильгельм II, бывший шефом Санкт-Петербургского Его императорско-королевского величества императора Германского, короля Прусского драгунского полка, командовал им на маневрах в Царском Селе в 1902 году, он якобы спросил у полкового трубача, за что драгунам пожалованы серебряные трубы. «За взятие Берлина в 1760 году, Ваше Императорское Величество!» — браво отрапортовал трубач. Должен сказать, что на самом деле вряд ли Вильгельм не знал истории своего «подшефного» полка, тем не менее нетактичность русского правительства, сделавшего его шефом санкт-петербуржцев, просто поразительна.
Впрочем, экспедиция на Берлин, которая представляется делом блистательным в Семилетней войне, была, в сущности, не так важна сама по себе, как по своим последствиям. Если бы неприятели воспользовались ей, как следует, она нанесла бы решительный удар Фридриху. Экспедиция эта была не что иное, как ловкий маневр, которым хотели выманить Фридриха в Бранденбург, сосредоточить здесь его войска и развязать себе руки в Силезии, Саксонии и Померании. В этом отношении она вполне удалась и притом, благодаря мудрым распоряжениям Чернышева, весьма недорого стоила России.
«Свет с трудом поверит, — пишет граф Чернышев, — что сия столь важная и для общего дела полезная экспедиция не стоит здешней армии ста человек убитыми и что раненых еще меньше. Напротиву того неоспоримо, что неприятель буде не больше, то, конечно, до осми тысяч человек убитыми, пленными и дезертирами потерял!» (Граф несколько преувеличивает — всего 612 убитых и 3900 пленных при 60 орудиях.) В числе пленных находились генерал Рохов, два полковника, два подполковника и семь майоров.
Керсновский описывает взятие Берлина кратко: «Важных результатов налет не имел». Зато он воодушевленно рассказывает о том, что казаками Краснощекова были «надлежаще перепороты прусские „газетиры“, писавшие всякие пасквили и небылицы про Россию и Русскую армию» — каждому отмерили по 25 ударов. «Мероприятие это навряд ли их сделало особенными русофилами, но является одним из самых утешительных эпизодов нашей истории». Комментировать это я не буду.
Значение экспедиции на Берлин было довольно велико. Кроме большого морального ущерба противнику был нанесен крупный материальный урон: разрушение оборонных предприятий и уничтожение запасов серьезно подорвали базу обеспечения прусской армии.
Фридрих, при первом известии о занятии Берлина, усилил гарнизоны Швейдница и Бреслау и поспешил со своей армией в Губен, чтобы отрезать корпус Чернышева от главного русского войска и разбить его наголову. Но Чернышев, Тотлебен и Ласси приняли свои меры. Узнав на третий день после взятия Берлина, что король прибыл в Губен, 11 октября они с такой поспешностью очистили город и вывели свои отряды, что на третьи сутки были уже во Франкфурте. Австрийцы, по выходе русских, наскоро ограбили город и поспешили в Саксонию. Дорогой, проходя Вильмерсдорф, имение Шверинов, они вскрыли фамильный склеп, вытащили мертвых из гробов, обобрали их и выбросили в поле. «Пример варварства, неслыханный даже между готтентотами и жителями Маркизских островов!»
Между тем в русском лагере начались детективные события: Тотлебен, почему-то считавший себя обойденным почестями в связи со взятием Берлина, написал в Петербург донос на Чернышева (обвинив его в отсутствии поддержки своих героических действий) и Ласси (якобы сговорившегося с Гюльзеном). Бумага была направлена в столицу и одновременно опубликована в кенигсбергских газетах. Оправившись от шокового эффекта этого демарша, Конференция потребовала у Тотлебена публично принести Чернышеву извинения (устно и в газетах), а также немедленного изъятия всех экземпляров его «реляции».
Тотлебен подал в отставку, но новый главком Бутурлин[69] отклонил ее и, напротив, назначил графа командующим всеми легкими войсками армии. Казалось, конфликт исчерпан, но в это время Бутурлин получил рапорт подполковника Аша, заведовавшего делопроизводством в штабе Тотлебена. Тот писал, что «генерал Тотлебен поступает не по долгу своей присяги и, как я думаю, находится в переписке с неприятелем. Почти каждый день являются в наш лагерь прусские трубачи, а иногда и офицеры. Недавно берлинский купец Гоцковский пробыл в нашем расположении почти три дня под предлогом, что привез Тотлебену повара. Вообще Тотлебен делает эту кампанию с явственной неохотой».
Следствие показало, что, действительно, Тотлебен находился в сношениях с прусским генералом Вернером и принцем Бевернским. Перехватив шифрованное послание Тотлебена противнику (был задержан его курьер, некий польский шляхтич Саббатка), графа немедленно арестовала группа офицеров во главе с полковниками Зоричем, Биловым и Фуггером. Арест был санкционирован военным советом в составе Бутурлина, Фермера, Чернышева, Панина, Голицына и Волконского.
69
Бутурлина назначили главнокомандующим, отклонив кандидатуры Румянцева (но молодости) и Чернышева (находившегося в конфликте со всесильным Шуваловым). Правда, доблестный фельдмаршал даже не умел читать карты, но зато располагал огромными связями.