Страница 21 из 44
— Что-то у тебя вид какой-то подозрительный, — сказала Надя. — Давай рассказывай, чего это тебя сюда принесло. И почему ты с чемоданом?
— Не все сразу. Мне нужно зайти в кабинет Себастьяна. Я, кажется, забыла там свою ручку.
— Думаешь, ты ее там найдешь? — усомнилась Надя.
В кабинете я действовала быстро и ловко: нашла на полке книгу, убедилась, что с ней ничего не произошло за время нашей разлуки, и пихнула ее в рюкзак. Потом достала из рюкзака ручку и, держа ее в руке, вышла из кабинета.
— Вот, закатилась под рояль, — объяснила я Наде. — А теперь дай мне, пожалуйста, листок бумаги.
— Пожалуйста. А зачем, если не секрет?
— Не секрет, — ответила я, устраиваясь за столом. — Собираюсь написать заявление об уходе.
— Что это вдруг? — Надя разглядывала меня с нескрываемым интересом.
— Ну… — промямлила я.
— Только не сочиняй, что нашла работу с большим окладом, блестящими перспективами и близко от дома. Все равно не поверю. Лучше признавайся, ты что, пыталась объясниться Себастьяну в любви?
— Хуже, — мрачно процедила я. — Я его поцеловала.
И с изумлением, перерастающим в ярость, я уставилась на дико захохотавшую Надю.
— Может быть, это и глупо, — резко сказала я, — но, по-моему, в этом нет ничего смешного!
— Я просто представила себе это зрелище! — прыснула Надя. — Себастьян, должно быть, убежал от тебя, как от чумы, и заперся в ванной, а ты долго стучала в дверь, уговаривая его выйти и уверяя, что больше его пальцем не тронешь!
— Не совсем так, но очень близко к тексту. Только смылся он не в ванную, а на балкон. А как ты догадалась?
— Я не догадалась, — ответила внезапно помрачневшая Надя. — Я просто, поменяв действующих лиц, изобразила сцену, произошедшую в начале моего знакомства с Даниелем.
— Но что, черт меня побери, это значит? — в полном недоумении спросила я.
— Это значит то, что я говорила тебе с самого начала. Подробностей не жди, просто поверь — ни Себастьян, ни Даниель в женихи нам с тобой не годятся. Относись к ним… ну, как будто они не красивые и молодые, а старые и лысые. Ты же не стала бы влюбляться в начальника, если бы у него была плешь во всю голову, вставные челюсти и внучка — тебе ровесница.
— Но они ведь не старые! — не выдержала я. — Я так не могу! Лучше уж я уволюсь!
— Во-первых, не факт, что лучше. Можно подумать, уволившись, ты не будешь страдать, думать о нем и вспоминать. Посмотри на меня — я без этого хмыря жить не могу, работаю здесь только для того, чтобы видеть его каждый день. Он уже привык ко мне, ведет себя со мной почти как человек…
— Что?!
— Ну, хорошо. — Надя вздохнула и почему-то шепотом сказала: — Понимаешь, я не могу объяснить тебе всего, но они не люди!
— Как не люди?! — завопила я, окончательно потеряв голову. — А кто же тогда, куклы, что ли?
— Это было последнее предупреждение!
— Нет, я ничего не понимаю, я так не могу, я ухожу!
— Ага. Только я тебе сначала доскажу, что «во-вторых». Во-вторых, что-то мне подсказывает, что они тебя не отпустят.
— Как это «не отпустят»?! Это еще почему?
— Не имею ни малейшего понятия. Знаю только, что ты им зачем-то очень нужна. В тот день, когда ты пришла на собеседование, Себастьян ходил сам не свой… К тому же ты подписала с ними договор.
Как подписала, так и разорву, тоже мне сложность!
Тс-с! Они идут! — зашипела Надя, но, увидев, что я упрямо склонилась над листом бумаги, добавила: — Послушай, я бы на твоем месте…
Слушая приближающееся поскрипывание ступеней, я упорно продолжала писать.
— Вот так сюрприз! — раздался в приемной веселый голос Даниеля. — Нас посетило чудное создание! Больная выздоровела! И что-то пишет, не видя никого вокруг.
— Что же она пишет? — так же весело спросил Себастьян. Его веселость подействовала на меня самым пагубным образом: мной овладела такая злоба, что я даже зубами заскрипела.
Даниель подошел к столу и довольно бесцеремонно заглянул мне через плечо.
— Ничего себе! — воскликнул он. — Она пишет заявление об уходе!
— Уже написала, — поправила я и, оторвавшись от бумаги, прегадко улыбнулась. — Прошу вас.
Себастьян ласково посмотрел мне в глаза, перевел взгляд на листок, зажатый в моей руке… и в это мгновение бумага вспыхнула. Не успела я опомниться, как она догорела до самых пальцев. Потрясенная, я выпустила горящий клочок из руки. Через секунду все было кончено — даже пепла не осталось.
Хотя перепугалась я до смерти, злость была сильнее страха.
— Надя, — сказала я слегка дрогнувшим голосом, — дай мне, пожалуйста, еще листочек… А лучше два.
— Ага, дай ей листочков десять. Или двадцать, — бархатным голосом произнес Себастьян, скрестив на груди руки.
Бумага вспыхнула, едва я поднесла к ней ручку, и вся стопка мгновенно сгорела дотла. Удивительно, но на столе от этого мини-пожара не осталось ни малейшего следа.
— Превосходный фокус, — пробормотала я. — Ну хорошо, я могу обойтись и страничкой из блокнота.
Но до блокнота дело не дошло. Ручка в моей руке неожиданно покрылась каплями и стала быстро уменьшаться в размерах, словно сосулька на солнцепеке. Капли стекали вниз и падали на крышку стола, откуда с шипением испарялись, будто вода с раскаленной сковородки. Через несколько секунд в правой руке у меня ничего не осталось.
— Отлично, — сказала я, вставая из-за стола. — Я вообще не буду писать никакого заявления, а просто уйду. И вам придется меня уволить. И плевать я хотела на ваш договор.
— Иди. — Себастьян отошел в сторону, уступая мне дорогу. — Иди, пожалуйста.
Я сумела только подхватить рюкзак, чемодан и сделать один шаг в сторону двери… И застыла, но не по своей воле… Просто ноги перестали мне повиноваться — словно окостенели и приклеились к ковру. Наверное, такие приятные ощущения испытывают мухи, попавшие на липкую бумагу.
— Послушайте, — злобно и испуганно запричитала я. — Что вам от меня нужно? Вы что, ненормальные?
— Хорошо, я тебя отпущу. Ты хочешь ссоры — ты ее получишь. Но предупреждаю — если ты сейчас уйдешь, то никогда больше не увидишь ни меня, ни Даниеля. Ты никогда не сможешь попасть в «Гарду». И лишишься еще множества всяких возможностей, о которых даже не подозреваешь, — лишишься, так ничего и не узнав о них. Если ты уйдешь, то навсегда потеряешь то, что еще не успела найти. А потом можешь броситься с Большого Каменного моста, можешь слушать Шопена до звона в ушах, но только не жалуйся, что жизнь твоя не удалась, потому что ты сама сделала такой выбор. Иди!
Мертвея от этих слов, я сделала неверный шаг — ноги вновь обрели способность ходить. Потом еще один шаг, и еще…
И остановилась у лестницы… И обернулась… И увидела три ужасно симпатичных печальных лица. Представив, что вижу их в последний раз в жизни, я поняла, что не вынесу этого.
Вспомнив о том, что обнаружила сегодня у себя дома, виновато произнесла:
— У меня есть две интересные новости. Первая — я остаюсь. Вторая — за время моего отсутствия кто-то побывал в моей квартире и поставил в ней все с ног на голову.
— Так, — Себастьян выхватил чемодан у меня из рук, — и ты очень правильно решила, что тебе надо перебраться в другое место. Едем ко мне. Обсудим все в машине.
— А зачем мы поедем к тебе? — с интересом спросила я.
— Поживешь у меня, пока мы не разберемся с этим делом.
— У тебя? А ты ничего не боишься? — невинным тоном осведомилась я.
— А чего я должен бояться? — таким же невинным тоном откликнулся Себастьян.
— Ладно, поехали, — вмешался Даниель. — Ты не забыл, что нам сегодня еще предстоит экскурсия в морг?
В морг? — переспросила я.
Ну да. Хотим отдать последние почести одному из твоих приятелей-книголюбов, — усмехнулся Даниель.
В машине я подробно рассказала моим детективам об обыске и поделилась своими соображениями по поводу таинственных любителей книжных изданий. Одного только я так и не сказала — того, что книга находится у меня. Выслушав мой рассказ, Себастьян и Даниель обменялись многозначительными взглядами и сошлись на том, что, пока они будут разбираться в этом деле, я должна соблюдать предельную осторожность.