Страница 15 из 44
Машина свернула с дороги и въехала через арку во двор. Над двустворчатой белой дверью, увенчанной ручками в форме львиных голов, держащих в зубах кольца, горела неоновая вывеска: «Ступени».
— Это что? — спросила я.
— Клуб, — просто ответила Надя. — Выходи. Мы приехали.
Во дворе стояло еще несколько машин, среди них я заметила черную «Победу». Значит, Себастьян с Даниелем тоже здесь.
Сразу за дверью оказался гардероб, где молодой человек атлетического телосложения обменял мой свингер на пластиковый номерок цвета слоновой кости, выполненный в форме крыла. Длинная лестница с подсвеченными изнутри ступенями вела вниз, в подвальное помещение, где, судя по доносящимся до нас веселым голосам и отрывочным музыкальным аккордам, располагался основной зал.
Смазливость качка-гардеробщика и странная форма номерка, помноженные на Надины недомолвки, возбудили во мне самые худшие подозрения. Спускаясь по ступеням, я готовилась увидеть одетых по последней моде томных юношей, обнимающих друг друга, и Себастьяна, сидящего за одним из столиков на коленях у Даниеля. Я размышляла о том, стоит ли мне, увидев это, пойти и повеситься в туалете на лямке от рюкзака или просто уволиться из агентства и попытаться забыть объект своего обожания с помощью терапевтических попоек в компании лучшей подруги и профилактических встреч с Тигрой.
Но принять решение мне не удалось, потому что ступеньки кончились и начался клуб, причем совсем не так, как я себе это успела навоображать.
Томных юношей, одетых по последней моде, не было и следа. Мужчины, конечно, были, причем разных возрастов — кто-то в дорогих пиджаках, кто-то в джинсах и свитерах, — но никто из них не годился для съемок в клипах МТ или для страниц «ОМ», «Птюч» и «Матадор». Кроме того, почти все они были со спутницами, а те, с кем спутниц не было, явно воспринимали это как большую ошибку судьбы. Один из таких несчастных сидел в углу, облокотившись о столик рукой, в которой медленно догорала забытая сигарета, и смотрел на стоящий перед ним стакан с матово-белой жидкостью, словно пытался увидеть в нем призрак своего прадедушки.
Интерьер клуба также резко отличался от моих фантазий. Вместо ожидаемого пластика всюду было темное дерево — столы, стулья, барная стойка, стенные панели и решетчатые перегородки, увитые искусственным плющом. Ко всему прочему, в клубе было то, чего я никак не могла себе вообразить: посреди зала сидел печальный мраморный ангел, держа перед собой чашу, из которой с журчанием выбивалась струйка воды.
На сцене, возвышающейся над уровнем пола, за роялем сидел пианист и, перебирая пальцами клавиши, покачивал головой в такт музыке. Рядом с ним стояла длинноволосая блондинка в длинном черном платье на тонюсеньких бретельках и что-то негромко напевала. Одна мелодия плавно перетекала в другую, умиротворяюще журча, словно вода в фонтане. Я замерла, околдованная.
Пианист, не переставая играть, повернулся лицом к публике… Себастьян!..
Так, значит, рояль в его кабинете не просто изящная декорация. Он умен, красив, обаятелен — и он музыкант. Все, смерть моя настала!
Между тем Себастьян, улыбаясь, помахал нам рукой.
Мы направились к столику у самого края сцены, где за чашкой кофе, с дымящейся сигаретой во рту, сидел погруженный в свои мысли Даниель. Он что-то черкал ручкой в затрепанном блокноте. Глубина его погружения была, очевидно, настолько велика, что наше появление прошло бы незамеченным, если бы Надя, в который раз опустив слова приветствия, не сказала стервозным голосом:
— Опять эта мымра здесь!
Даниель вскинул глаза, отнял от губ сигарету и, сверкнув великолепными ровными зубами, улыбнулся:
— Ты жуткая злюка. Не знаю, почему я так рад тебя видеть?
В следующую секунду он уже двигал стульями, усаживая нас за столик. Надя была галантно расцелована, а я заботливо допрошена на предмет состояния здоровья. Словом, летевшими от Даниеля искрами можно было разжигать костер.
— Черт побери! — прошептала Надя. — Он делает все, чтобы я не могла на него сердиться!
— А почему ты должна на него сердиться? — так же шепотом спросила я.
— Потому что только этого он и заслуживает! Впечатленная логикой этого высказывания, я на миг замолкла, но, вспомнив о длинноволосой блондинке, которую Надя, на мой взгляд, совершенно справедливо назвала мымрой, поинтересовалась, кто такая.
— Певица! — фыркнула Надя. — Эти двое от нее просто без ума. «Лилия!», «Лилечка!», «Невероятный вокал», «Тонкий вкус», «Редкое дарование»! И все в таком духе. Прыгают вокруг нее — смотреть тошно. А она себя чувствует королевой и не знает, кого из них выбрать… Чувырла! Как-нибудь я напьюсь и запущу в нее туфлей, помяни мое слово…
— Кого это ты собираешься уничтожить таким зверским способом? — спросил Даниель, пододвигая к нам бокалы с коктейлем невероятного зеленого цвета.
— Потом узнаешь! — пообещала Надя и подмигнула мне.
Даниель усмехнулся и пожал плечами.
Вскоре Себастьян и Мымра прервали совместное музицирование. Стиснув зубы, я наблюдала, как Себастьян первым спрыгнул вниз и протянул руку Мымре. Спустившись со сцены, Мымра не только не отпустила руку Себастьяна, но и нежно переплела свои пальцы с его, чему Себастьян и не подумал сопротивляться. После этого уютный зал клуба превратился в унылую забегаловку, полную омерзительных рож, физиономия ангела с чашей стала жутко несимпатичной, коктейль, прежде легкий и приятный на вкус, застрял у меня в горле, а мысль о метании туфель по движущейся мишени, сперва казавшаяся мне довольно экстравагантной, завладела мной с удивительной настойчивостью.
Окончательно же все мне опротивело, когда Мымра ухитрилась сесть за столик между мной и Себастьяном. Надин взгляд красноречиво повторил мне все, что было сказано ранее, и добавил еще много нелестного в адрес Мымры. Но та ничего не заметила — она была полностью поглощена Себастьяном. Время от времени ее пальцы, будто невзначай, касались лацканов его модного темно-синего пиджака, и это зрелище до того вывело меня из себя, что я изо всех сил вцепилась в нож и вилку, будто собралась применить это холодное оружие против Мымры.
Пожираемая ревностью, я исподтишка сверлила Себастьяна глазами, надеясь, что он обратит на меня внимание. Не тут-то было! Себастьян оказался совершенно нечувствителен к сверлению, и я окончательно пала духом.
Я уткнулась в тарелку и заставила себя думать о другом. Благо тема для размышления нашлась на удивление быстро. Я задумалась о странном происшествии в книжном магазине, одолеваемая предчувствием, что вся эта каша заварилась неспроста и огонь под котелком зажег не кто иной, а именно я. А если так, то быть хранительницей странной книги становится страшновато. И вообще, что же это за книга такая? Надо будет прочитать ее до конца. Хотелось бы понять, кому и для чего она так понадобилась, что ради нее преследователи готовы пойти на любую подлость и даже на убийство. Ведь не померещился же мне тот зловещий разговор возле театральной кассы.
Увлеченная размышлениями, я не сразу услышала, что меня зовут.
— Марина, как тебе нравится клуб? — Себастьян задал вопрос таким тоном, что казалось, выскажи я свое неодобрение, завтра здесь появятся бульдозеры и превратят это место в развалины.
Я уже открыла рот, чтобы сказать что-то вроде: «Очень милое местечко», но тут Мымра опустила свою белокурую головку на плечо Себастьяна, и у меня хватило сил лишь на то, чтобы скептически поджать губы и мрачно сдвинуть брови.
— Думаю, сейчас он тебе понравится. — Себастьян встал. Вслед за ним вскочила Мымра.
Через минуту они вновь были на сцене, и Даниель подал кому-то знак.
Основной свет в зале погас. Вместо него на столах зажглись лампы под абрикосовыми абажурами, а в искусственной листве на деревянных решетках замерцали крохотные разноцветные огоньки. Сцена осветилась софитом, и в его лучах появился Себастьян. Он сел за рояль; Мымра устроилась рядом. Гул голосов стих, и от столиков к потолку стайкой голубей вспорхнули аплодисменты.