Страница 38 из 38
— Во мне, лапочка, все-таки еврейская кровь. А евреи, они где угодно приживутся.
— А я живу в Америке уже год и два месяца, и такое ощущение, что жизнь еще не началась. Что вот-вот произойдет, и тогда только…
— Потому что ты неугомонная, у тебя, так сказать, шило в попе. Поэтому тебе и Сашины предложения не интересны — домик, ванна. У Дика уже есть…
— А как же счастье?
— Счастья нет. Есть воспоминания. О счастливых минутах. Такими они кажутся по прошествии времени. Сколько мы с тобой часов провели, говоря до утра. Я даже и не помню, о чем конкретно. Но помню, что мне было очень хорошо. Ты уедешь, я буду вспоминать…
— Я тоже. И поэтому мне уже грустно.
— Не надо, лапочка. И не надо очень дергаться, сходить с ума, стараться добиться чего-то. Хорошо, когда все делается легко, как бы походя, между прочим.
— В наше время это невозможно. Любой «парень из соседнего двора» может из парикмахера стать рок-звездой. Демократия и неограниченные возможности. Жаль, что очень часто они забывают посмотреть на себя в зеркало… Почему у нас с тобой ничего… не вышло?
— Ох, Настенька. Я от всего устал и ничего не хочу. Только бы у тебя все было хорошо, только бы ты вылезла…
Настя подумала, что сейчас она должна вылезти из селлера и желательно не упасть. Она протянула руку к изрядно поредевшей за вечер полке, и тут же зажегся свет. Она обернулась. Наверху стоял Ричард. Он был зол. Глаза его бесцветные округлились.
— Я знал! Я же звонил! Почему ты не подходила? Какой-то бастард[139] наговорил мне кучу булшита! — он спускался по лестнице. В костюме-тройке.
— О, Дик! Что такого? Я устроила пати. Гудбай пати. Я уезжаю. Я вас всех оставляю. Все. — Медленно Настя говорила из-за марихуаны.
Дик решил не спорить с ней, зная по себе, что с пьяным человеком это бесполезно. Он хотел ее вывести из подвала.
— Вы будете счастливы без меня. Ты, Ричард, со своим вином! Саша с курами РА! Ты знаешь, что такое РА? Все. Ричард. Ах, ты Дик! — Настя все-таки споткнулась о бочонок-стул.
Бутылка, которую она взяла с полки, выскользнула из-под мышки и разбилась. Настя теперь стояла в луже вина. Осколки остро и торжественно торчали вокруг.
— О, God! Настя! Не будь насти. Оставь все эти бутылки!
Наверху показался смеющийся Друг.
— Вы пропустили, вы не видели — Люся танцевала! — хохотал он.
— Зачем вы столько выпили! Она на ногах не стоит! Как она спустилась сюда?
— Ты банкрот, Дик. И Саша банкрот. И я буду, если останусь с вами. Я ухожу в Америку! Ха-ха! — Она отпихнула, довольно зло и сильно, протягивающего к ней руки Ричарда. — Америка! Аме-ерика! — запела она национальный гимн. — Никто не любит Америку! Все ее доят, как глупую корову! Мани, мани, мани! Х-а-а! — Настя стала махать руками, отпихивая Дика.
Он разозлился и ударил ее, думая отрезвить этим. Реакция ее была обратной — она буквально стала драться. Опять поскользнулась и упала. На спину. Затылком. Сразу почувствовала, что стало мокро спине, и она подумала, успела подумать, что почти голая. Она хотела что-то сказать, но во рту уже было мокро и очень липко-клейко. Как под головой.
Эпилог
На перекрестке Хайленда и Голливуда светофор был отключен — движением регулировал полицейский. Через Голливуд ехал траке подъемным краном, оставив на углу двухэтажные леса. Под bill-board[140]. Меняли рекламу.
Ричард Спикс высунулся из окна своего автомобиля и посмотрел вверх. Трое парней сдирали с билборд Настино лицо. «О, fuck!» — он ударил ребром ладони по рулю и попал на сигнал. Один из парней обернулся и, сожалея, развел руками. Он сдирал Настины большие, чуть приоткрытые губы. Она будто дула на ладонь. На ней стояли две фигурки. Мужские. «Это мои губы! И нос мой! Видишь, в левой ноздре ма-аленькая родинка. А какая-то нахалка пришла на интервью и показывала эту вырезку из журнала. Но теперь ты знаешь, что это я!» Это была реклама сошедшего с экранов фильма. Теперь ребята отдирали Настины губы.
Полицейский свистнул ряду машин, в котором стоял Ричард Спикс. Он еще раз посмотрел вверх — «Как вторые похороны. Shit!» и, резко повернув налево, поехал по Хайленду к Голливуд-фривею: уже в восемь утра суетливому и воображающему себя деловым. Ричард влился в поток машин, в которых люди мнили себя невидимыми и ковырялись в носах. Люди открывали рты в ругательствах и тыкали кому-то средний палец. Люди ничего не слышали — с закрученными доверху окнами, с шумящими аэркондишинерз и радио на полную мощь.
На место Настиного лица приклеивали рекламу mini pads «Свобода».
139
Незаконнорожденный.
140
Место, на котором крепится рекламный щит.