Отель "Калифорния"

— Вот, Настя, может, в Токио поедешь. Хорошо! Япошки там на тебя, как на Эйфелеву башню, смотреть будут. И вообще, ты должна была сняться в «Плейбое» — ну наврали бы что-нибудь, про какую-нибудь тайную организацию, членов которой ты не выдашь ни под какими пытками в застенках КГБ. О! А арестовали тебя, можно было бы сказать, за онанизм на бюсте Ленина. Все это, естественно, фоторепортаж… И в Нью-Йорк надо было самой поехать. А что здесь? Дик, Саша, я…

— Что ты мне этого Сашу приклеиваешь? Будто это финальный аккорд в мною же придуманном произведении!

— Ты его и не любишь?

— Любишь не любишь… Так вот. Иногда кажется, что любишь. Иногда просто скучно.

— Я не понимаю этого русского «скучно». Только русским дуракам может быть скучно, лапочка! У меня бывает тоска. — Друг достал из-под кресла бутылку водки. — Я, умненький, припрятал, — он налил Насте и себе. — Может, ты напрасно уехала? То есть рано. Пожила бы еще там, поняла себя, нашла бы. В Советском Союзе всю жизнь можно прожить, ни о чем не беспокоясь.

— Вот именно. Мы, как из парника вытащенные, оказываемся на Западе. Вот все эти бывшие советские граждане, здесь присутствующие, знают, и кто такой По и Витман, не говоря уже о Хемингуэе и Фицджеральде. А вот как открыть saving account[138], то что американцы в десять лет умеют, — нет, не знали. Эти знания, конечно, в один месяц можно приобрести. Но они оказываются важнее в жизни. В Америке. Важнее иметь много кредитных карт. — Настя представила Uncle Sam с надутым шаром жевательной резинки. Все больше и больше шар надувается, но, подумала она, в один прекрасный день — лопнет.

Келли танцевала с Ленькой, так и не нашедшим работу, а поэтому не торопящимся уходить. Саша растопыривал пальцы у самого носа Романа — наверное, объясняя ему, как выгодней «наебывать» зеленоносых, не давая клиентам квитанций за ремонт. Лиз принесла портфолио и совала свой композит уходящему Кенту. Из трех приглашенных моделей все три и пришли. Кент помахал рукой и последний раз мелькнул затылком-клумбой. Примчавшийся на двадцать минут Джордж Кост успел наговорить на пятнадцать лет: «Дарлинг! Надо что-то придумать с тобой сейчас. Тогда было рано… Нью-Йорк это топ! Я дам тебе телефон Маргот. Ах, она в Милано!..» Подошедшая Таня откинула подол юбки, пошитой из кусочков, и села на колени Другу.

— Вы знаете, что случилось с нашим Арчи?

— Господи, неужели с ним еще что-то могло случиться? — Друг поглаживал Таню по ее голой руке.

— Он ходит с твоим композитом, Настя, всем показывает и ищет себе такую, как ты, девушку. Моя подружка из Нью-Йорка мне позвонила и рассказала. Еще удивилась — как, мол, такая девушка, как ты, могла жить с ним?

— Таня, ты сама знаешь — как. Ты же спала с ним. — Настя встала и пошла к круглому столу.

Еще лежали по-американски нарезанные овощи — палочки огурца и морковки, зелени. Вишенки-помидорки, редиска. Саша макал картофельную чипс в пасту из авокадо.

— Ты становишься настоящей американкой, Насти-и-я! — он пил водку.

— А ты становишься поддатым и, как всегда, грубым. И пожалуйста, не подъебывай меня. А то я позвоню твоей мамочке!

— Дур-р-а. Какая же ты пизда. Так ничего и не поняла!

Аксидент с Лори уходили. У самых дверей Аксидент повесил Насте на шею марлевый шарф и дал понюхать из бутылочки. Подошедший Саша назвал шарф бинтом и спросил, не в сумасшедшем ли доме работает Аксидент. Тот захохотал, а Настя стукнула Сашу тихонько кулаком в плечо. В его насмешке была доля правды: Аксидент — несчастный случай, марля — бинт. Лори громко просила переставить машину: «Зеленую. О, нет, желтую. О, какое-то старое говно!» Владельцем «старого говна» оказался дизайнер бижутерии. Он передал скрученный толстый джоинт Саше и вышел вместе с Лори и все так же хохочущим Аксидентом.

Настя слышала, как звонил телефон, как кто-то ответил по-английски. «Может, это Дик звонил. Ну и что? Да, у меня пати, в его доме, мы пьем его вино. Пусть скажет спасибо, что я показала его дом каким-то оригинальным людям. Кто его-то знакомые? Опухшие продавцы вина с женами и разговорами о кредитах!» — в воображении дядюшка Сэм предстал с шаром жевательной резинки, только уже лопнувшей и приклеившейся к физиономии. Настя подошла к Саше и вытащила из его кармана, куда он спрятал, джоинт.

— Настя, ты сейчас умрешь! То есть это Арчи может умереть. У него загноение! — Друг задыхался от смеха, придерживаемый Таней. — Он все для тебя старается, а ты… Он себе решил врастить волосы, как тот мальчик, что ушел. Но Арчи всегда был слишком умненьким, чтобы клевать на удочки дорогих компаний…

— Поэтому он нашел что-то вроде Ла Брея Циркус, да?.. На, покури, Таня, — и Настя передала голодно смотрящей Тане джоинт. — После травы ебаться хорошо, Танечка. Вот, с Сашей.

— Как тебе не стыдно, Анастасья. Танечка высокоморальная и замужняя. Вон ее муженек, в уголочке сидит… — Друг прыснул слюной от смеха. — Да, ты права. Арчи нашел такую компанию. Через некоторое время у него началось… загноение головы. Когда же он бросился за помощью, компании уже не существовало.

Саша нежно, но твердо забрал джоинт у Келли, которая в свою очередь выхватила его у Тани. Саша затягивался и почему-то надувал щеки. Настя слегка хлопнула его по щекам: «Не выебывайся, Сашка!» Он сделал серьезное лицо, поднял указательный палец и брови: «Тихо, тихо, девочка!» Настя махнула рукой: «Ты еще добавь, что я должна ловить каждое твое слово!» Друг захохотал: «Настя, лови! Держи его! Вон оно полетело! Слово!» Саша отошел, хорошо уже покачиваясь, все так же держа указательный палец вверх.

— Он дурак. Я про Арчи. Надо было наголо побриться. У него красивый череп, правда, Таня? Я серьезно, ты же его стригла. Здоровая длинная шея. У многих мужиков шеи вообще нет, — Настя взглянула на Сашу, у него — была, и он вытягивал свою шею, делая спину сутулой, а грудь провалившейся.

— Что ты не развлекаешь своих американок?.. На хуй они вообще. Таких шалашовок в Москве у трех вокзалов ловили. — Саша нагло показывал рукой на Шерол и Лиз, сидящих на полу в позе лотоса почему-то.

— Прекрасные девки, по-моему, — вступился за них все так же хохочущий Друг. — Люсенька, станцуй для них. Ты будешь, как маленькая балерина-грибок!

Настя схватила его под руку и увела от кружка курящих джоинт.

— На хуй эту Таньку!

— Лапочка, что ты? — Друг поцеловал Настину руку.

— Ничего, может, я ревную… — ей стало стыдно, и она ушла на кухню.

Около раковины, куда Шерол почему-то свалила все бумажные тарелки с объедками, стояла бутылка водки. Настя взяла стеклянный стакан и налила. Много налила водки! «Буду пьяной. Вот и буду!» Прибежавшая Келли протянула свой стакан из пластика:

— Я так тебя люблю, Настья! Мы будем вместе жить в Токио! — Она полезла обниматься и пролила только что налитую водку.

«Она бы очень хорошо вписалась в компанию «вешалок» из «Студио Fifty Four». Была бы Каттон номер два. Но с другой стороны — она так везде лезет, так хочет стать топ-моделью, что, может, у нее и получится. И будут говорить о ней — о, какая персоналке! Об этой, с двумя извилинами, — какая бьюти! Будет она глядеть на всех с обложек, эта дура!» В комнате заиграла балалайка. Настя вскрикнула «но!», но было поздно — Друг с приятелем Шерол отодвигали диван, освобождая место для Люси, качающей головой-грибом.

— Иди, Келли, посмотри. Это расширит твое представление о русских. — Настя подтолкнула Келли в комнату, а сама, не обращая внимания на надпись, вынула из кружки ключ от селлера.

На бочке-столе стояла свеча, принесенная еще до пати. Как только приехал Друг, они спустились с Настей в селлер, пили коньяк. Из той самой бутылочки, что в их первый визит. Свеча была синяя, в высоком стеклянном стакане. Выливающаяся за края и застывающая. Настя налила себе коньяк и подумала, что не очень должна стараться, потому что уже пьяная. Она села на бочонок-табурет и вспомнила, что жалела о том, что они ввинчены в пол, что их нельзя подвинуть, чтобы сидеть совсем рядом. Она все спрашивала Друга, жалеет ли он о Москве, и он говорил, что нет.

138

Сберегательный счет.