Перелом

— Давай уточним, чтобы я лучше понял, — сказал он. — Ты хочешь, чтобы я сосредоточился на мысли о невиновности и внушил эту мысль присяжным?

— Ты слышал, что сказал Рэндольф. У него огромный опыт работы в судах, и он убежден, что у присяжных есть шестое чувство, позволяющее им ощутить умонастроение участников процесса. Попытайся войти с ними в контакт. Во всяком случае, вреда это не принесет.

Крэг вздохнул. Алексис его не убедила, но противостоять энергии супруги у него не было сил.

— Хорошо, — сказал он. — Я постараюсь.

— Отлично. И еще кое-что. Используй свою способность отделять зерна от плевел. Умение разделять главное и второстепенное. Я видела, как ты это делал, работая с пациентами. Думай о том, какой ты прекрасный врач, и о том, что ты делал все для спасения Пейшенс Стэнхоуп; выбрось из головы все остальные мысли. Сфокусируйся.

Крэг едва заметно кивнул и отвел взгляд.

— Я тебя не убедила?

Крэг покачал головой и принялся изучать массивное здание мэрии в стиле постмодерн. Здание чем-то напоминало средневековый замок. Эта нависающая над площадью мрачная глыба казалась ему воплощением бюрократической машины, захватившей в свои шестерни как его, так и его жену.

— Хуже всего то, что я чувствую себя совершенно беспомощным, находясь в полной зависимости от назначенного страховой компанией адвоката. Преодоление преград, возникавших на моем жизненном пути, всегда требовало от меня максимальных усилий. И я всегда брал ситуацию под контроль. Сейчас же создается впечатление, что чем больше я стараюсь, тем глубже увязаю в трясине.

— Для того чтобы сконцентрироваться на мысли о своей невиновности, от тебя потребуются серьезные усилия. Так же как и для отделения зерен от плевел.

Алексис вдруг подумала, что, жалуясь на зависимость от адвоката, Крэг полностью повторяет жалобы пациентов на их зависимость от доктора.

— Я вовсе не против того, чтобы приложить усилия, — сказал Крэг. И я попытаюсь установить контакт с присяжными. Но мне хотелось бы чего-то еще. Чего-то более действенного.

— Мне в голову пришла еще одна мысль.

— Что именно?

— Я подумала, что нужно позвонить брату в Нью-Йорк и попросить его приехать сюда. Возможно, он сможет нам помочь.

— Да, это будет та еще помощь, — с иронией произнес Крэг. — Он не приедет. Вот уже много лет, как вы отдалились друг от друга, и кроме того, я ему никогда не нравился.

— Джеку просто трудно психологически в общении с нами. Нас небеса благословили тремя дочерьми, а его дети трагически погибли. Это причиняет ему боль.

— Возможно, но этим не объяснить, почему он меня не терпит.

— Да кто тебе это сказал? Разве он когда-нибудь говорил подобное?

Крэг метнул взгляд на Алексис. Он сам загнал себя в угол и теперь не знал, как оттуда выбраться. Джек Стэплтон никогда на эту тему не высказывался. Просто у Крэга было такое чувство.

— Мне жаль, что ты так думаешь о Джеке. На самом деле он тобой восхищается, и не раз говорил мне об этом.

— Неужели? — изумился Крэг, так как всегда полагал, что брат Алексис испытывает к нему диаметрально противоположные чувства.

— Да. Джек говорил, что на факультете и в больничной интернатуре ты входил в число тех, кого он старательно пытался избегать. Ты был одним из тех, кто всегда читал рекомендованную необязательную литературу, и мог наизусть цитировать выдержки из номеров «Медицинского журнала Новой Англии». Джек признавался, что восхищался тобой, но и раздражал ты его, конечно, своей усидчивостью и любознательностью. В глубине души он хотел быть таким же, как ты, но у него это в силу характера не получалось.

— Это мне льстит. Нет, я не шучу. Я ничего не знал об этом. Но я не уверен, восхищается ли он мной сейчас. Но даже если он и приедет, я не знаю, чем он может мне помочь. Если он приедет сюда для того, чтобы я мог поплакать у него на плече, то мое состояние станет еще тяжелее.

— Джек, как судмедэксперт, много раз выступал в суде, и его опыт может оказаться для нас весьма ценным. Он известен в стране как эксперт Нью-Йоркского центра судебной медицины. Джек говорил мне, что по-настоящему любит свою работу. Он, знаешь, весьма изобретателен — правда, не всегда в положительную сторону. Учитывая, в каком состоянии ты находишься, его изобретательность может пойти нам на пользу.

— Не вижу, каким образом.

— Я тоже пока не знаю и, возможно, поэтому не предложила этого раньше.

— Что же, он твой брат — тебе и решать.

— Я еще подумаю, — сказала Алексис и посмотрела на часы. — У нас осталось не так много времени. Ты уверен, что не хочешь перекусить?

— Знаешь, после того как я вышел из суда, у меня в животе урчит от голода, так что против сандвича у меня нет никаких возражений.

Они поднялись с гранитного парапета, и Крэг обнял жену за плечи. Он был по-настоящему благодарен ей за поддержку и очень раскаивался в душе, что принес семье столько неприятностей. Алексис была совершенно права, говоря о его способности отделять одно явление от другого. Он полностью отделил свою профессиональную жизнь от жизни семейной, делая слишком большой упор на первую. Теперь он молил Бога, чтобы обе стороны его существования стали совместимы.

ГЛАВА 4

Бостон, штат Массачусетс

5 июня 2006 года, 13.30

— Прошу всех встать! — произнес судебный пристав.

Судья Дейвидсон вышел из своей комнаты в тот момент, когда секундная стрелка настенных часов достигла цифры двенадцать. Он шагал так быстро, что полы мантии развевались за его спиной.

Солнце светило все ярче, и жалюзи на доходящих до потолка окнах были наполовину подняты, открывая вид на кусочек городского ландшафта и клочок синего неба.

— Прошу садиться, — сказал пристав, когда судья занял свое место.

— Надеюсь, вам удалось перекусить и освежиться, — сказал судья, обращаясь к присяжным.

В ответ на эти слова многие утвердительно кивнули.

— Полагаю, что вы, следуя моим инструкциям, ни с кем и ни в коем виде не обсуждали данное дело.

На этот раз утвердительным кивком ответили все присяжные.

— Превосходно. Теперь нам предстоит выслушать заявление защиты. Прошу вас, мистер Бингем.

Рэндольф неторопливо поднялся со стула, подошел к трибуне и разложил свои заметки. После этого он слегка одернул темно-синий пиджак и поправил запонки. Он стоял совершенно прямо во все свои шесть с лишним футов. Длинные пальцы рук касались края трибуны. Каждый серебряный волос на его голове точно знал предназначенное ему место. Галстук с гарвардскими щитами, рассыпанными по малиновому полю, был завязан безукоризненным узлом. Рэндольф являл собой образец аристократичной, утонченной элегантности и в затрапезном зале суда выглядел как принц в хижине.

Облик Рэндольфа произвел на Крэга благоприятное впечатление, и он подумал, что его контраст с Фазано может благотворно подействовать на присяжных. Рэндольф выглядел как отец, защищающий сына. Разве можно не доверять такому человеку? Но, посмотрев на присяжных, Крэгу видел на всех лицах выражение явной скуки. Появление на трибуне Тони Фазано эти люди встретили совсем по-иному. И прежде чем Рэндольф успел открыть рот, энтузиазм Крэга испарился, как капля воды на раскаленной сковороде.

Тем не менее быстрая смена настроения принесла некоторую пользу, поскольку напомнила ему слова Алексис об умонастроении. Поэтому Крэг закрыл глаза и воссоздал в своей памяти образ Пейшенс в тот момент, когда они с Леоной вбежали в ее спальню. Он вспомнил, как потряс его вид больной и как быстро реагировал он на все изменения в ее самочувствии. За последние восемь месяцев Крэг много раз прокручивал в своей памяти события того вечера и всегда приходил к выводу, что если по отношению к другим пациентам и совершал незначительные ошибки, то в случае с Пейшенс Стэнхоуп действовал так, как того требует современная медицина. Крэг не сомневался, что, окажись он в той же ситуации снова, поступил бы так же. Никакой халатности или небрежности с его стороны не было. Он был в этом абсолютно уверен.