Страница 19 из 121
для возникновения изощренной системы цветового зрения. Этот ценный
аспект цветового восприятия мог впоследствии быть использован самками
приматов,
чтобы
информировать
о
своей
ежемесячной
половой
рецептивности и овуляции с помощью течки бросающегося в глаза
разбухания и окрашивания ягодичной области, становившейся похожей на
спелый фрукт. (Эта особенность была утеряна человеческими самками,
развившими способность к постоянной половой рецептивности на
протяжении всего месяца факт, который еще доступен для моего личного
наблюдения.) На следующем витке эволюции, когда наши предки-приматы
развили способность постоянно находиться в вертикальном положении на
двух ногах, привлекательность набухших розовых ягодиц могла быть
перенесена на пухлые губы. Есть искушение с лукавой улыбкой
предположить, что наше пристрастие к оральному сексу, возможно, также
отсылает нас на ту ступень эволюции, когда наши предки были плодоядными
(поедателями фруктов). Какая лукавая мысль: а что, если наше восхищение
Моне, или ван Гогом, или Ромео, смакующим поцелуй Джульетты, ведет в
конечном итоге к древнему влечению к зрелым фруктам и задам? (Вот это и
делает эволюционную психологию такой забавной: вы можете преддожить
совершенно нелепую сатирическую теорию и выйти совершенно сухим из
воды.)
Да вдобавок к чрезвычайной подвижности наших пальцев у большого
пальца человека развился уникальный седловидный сустав, позволяющий
помещать его напротив указательного пальца. Это свойство, сделавшее
возможным
так
называемый
точный
захват,
может
показаться
незначительным, но оно весьма полезно для того, чтобы собирать фрукты,
орехи и насекомых. Оно также весьма полезно для того, чтобы продевать
нитку в иголку, обхватывать рукоятку топора, считать или показывать
буддийский жест мира. Потребность в точном независимом движении
пальцев, противопоставленном большом пальце и в точной координации глаз
и рук- эволюция которой была приведена в движение весьма рано в
генеалогии приматов могла оказаться окончательным источником для такого
давления отбора, который привел нас к развитию сложных зрительных и
зрительно-двигательных областей мозга. Весьма сомнительно, что без них вы
смогли бы послать воздушный поцелуй, писать, считать, бросать дротик,
курить косяк или если вы монарх управляться со скипетром.
Связь между действием и восприятием особенно прояснилась в
последнее десятилетие с открытием нового класса нейронов в лобных долях
так называемых канонических нейронов. Эти нейроны в некоторых
отношениях подобны зеркальным нейронам, с которыми я вас познакомил в
предыдущей главе. Подобно зеркальным нейронам, каждый канонический
нейрон активизируется во время специфического действия, например, когда
вы пытаетесь дотянуться до высокой ветки или яблока. Но тот же самый
нейрон придет в активность просто при виде ветки или яблока. Другими
словами, похоже что абстрактное свойство возможности быть взятым было
закодировано в зрительной форме объекта как присущая ему черта. Различие
между восприятием и действием существует в нашем обыденном языке, но
это как раз то, что мозг, несомненно, не всегда принимает во внимание.
Подобно тому как граница между зрительным восприятием и
хватательным движением становилась все более расплывчатой в ходе
эволюции приматов, то же самое происходило с границей между зрительным
восприятием и зрительным воображением входе эволюции человека.
Обезьяна, дельфин
или собака,
возможно, и обладают
какой-то
рудиментарной формой зрительного воображения, но только люди могут
создавать зрительные символы и жонглировать ими в уме, пытаясь получить
новый образ. Возможно, человекообразная обезьяна может вызвать в
воображении образ банана или альфа-самца своего стада, но только человек
способен жонглировать зрительными символами, чтобы создать совершенно
новые комбинации, такие как дети с крыльями (ангелы) или полулюди-
полулошади (кентавры). Такого рода воображение и жонглирование
символами «в автономном режиме», в свою очередь, может потребоваться
для другого уникального человеческого свойства, языка, за который мы
возьмемся в шестой главе.
В 1988 году ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНИЙ МУЖЧИНА был доставлен в отделение
экстренной медицинской помощи больницы в Миддлсексе, Англия. Во время
Второй мировой войны Джон был пилотом истребителя. Вплоть до того
рокового дня, когда у него внезапно развились жестокие боли в животе и
рвота, он находился в превосходном физическом состоянии. Штатный врач,
доктор Дэвид Макфи, просмотрел историю болезни. Боль началась возле
пупка, а затем переместилась в нижнюю правую часть живота. Все это
прозвучало для доктора Макфи как классический случай аппендицита прямо
по
учебнику:
воспаление
небольшого
рудиментарного
отростка,
выступающего из толстой кишки в правую часть тела. В утробе аппендикс
начинает расти прямо под пупком, но по мере роста кишок и их
сворачивания аппендикс перемещается в нижнюю правую четверть живота.
Однако мозг помнит его исходное местоположение, и именно поэтому
первоначально чувствует боль именно там под пупком. Вскоре воспаление
распространяется на брюшную стенку, лежащую над аппендиксом. Именно
тогда боль перемещается вправо.
Затем
доктор
Макфи
спровоцировал
классический
симптом,
называемый болезненностью при внезапном ослаблении давления. Он очень
медленно сдавил тремя пальцами нижнюю правую брюшную стенку и
обнаружил, что это не вызвало боли. Но когда он резко отпустил руку, чтобы
убрать давление, то после короткой задержки последовала внезапная боль.
Задержка вызывается тем, что воспаленному аппендиксу нужно время, чтобы
вернуться на прежнее место и удариться о брюшную стенку.
Наконец, доктор Макфи сдавил нижнюю левую четверть живота
Джона, вызвав у него резкий приступ боли в нижней правой четверти,
истинном местоположении аппендикса. Боль вызывается потому, что из-за
давления газ перемещается из левой в правую часть толстой кишки, что
заставляет аппендикс слегка раздуться. Этот однозначный симптом вместе с
высоким жаром и рвотой у Джона окончательно решил диагноз. Доктор
Макфи немедленно назначил удаление аппендикса: раздутый, воспаленный
аппендикс может в любой момент разорваться и разлить свое содержимое по
брюшной полости, вызвав угрожающий жизни перитонит. Операция прошла
гладко, и Джон был помещен в послеоперационную палату для отдыха и
восстановления.
Увы, настоящие неприятности у Джона еще только начинались2. То,
что должно было стать обычным выздоровлением, превратилось в кошмар
наяву, когда маленький сгусток крови из вены в его ноге попал в кровоток и
закупорил одну из его мозговых артерий, вызвав инсульт. Первый признак
этого проявился, когда жена Джона зашла в его палату. Представьте
удивление Джона (и ее удивление), когда он не смог узнать ее лицо. Он мог
узнать ее только по голосу. Он не мог больше узнать ничье лицо даже
собственное лицо в зеркале.
«Я понимаю, что это я, говорил он. Оно подмигивает, когда
подмигиваю я, и двигается вместе со мной. Но оно не выглядит мной».
Джон постоянно настаивал на том, что с его зрением ничего не
случилось.
«У меня прекрасное зрение, доктор. Вещи расфокусированы в моем