Константин Заслонов

Вся группа одобрила план дяди Кости. Решили итти в Оршу не все вместе, а по одиночке и разными дорогами.

Только Константин Сергеевич шел с Женей, — думал на первое время остановиться у Кореневых: их дом был удобен, потому что стоял на краю улицы у самого поля.

— А что если оккупанты заняли ваш дом? — заметил Заслонов.

— Не займут! — поспешил успокоить Женя: — Он у нас маленький: две комнаты и кухня.

— Фашист — наглец, он не постесняется взять и последнюю комнату!

Шли они под видом плотников: Женя взял пилу, Константин Сергеевич — топор и рубанок. Внешний вид их соответствовал выбранной профессии. К тому же у Заслонова, не брившегося все эти месяцы, выросла длинная черная борода.

— Похоже, отец с сыном идут в город на заработки! — сказал, глядя на них, Шурмин.

— Он и вправду мой сын! — прижал паренька к своему плечу Заслонов.

Женя весь зарделся от удовольствия.

Не доходя до Орши, Заслонов и Женя закопали в лесу оружие, оставив себе только пистолеты «ТТ».

Со смешанным чувством подходили они к Орше. Было тяжело смотреть на свой город, занятый врагом, но в то же время всё-таки хотелось поскорее увидеть родные сердцу места.

Женя ждал встречи с матерью и бабушкой, а Заслонову не терпелось посмотреть, удалось ли фашистам исправить на станции и на путях то, что, по его указаниям, взрывали подрывники, уходя из Орши последними.

Было еще одно: хотелось увидеть врага вблизи.

Они заметили оккупантов еще до того, как ступили на оршанские улицы. У крайнего дома, на огороде, стояла группа военных в серо-зеленых шинелях. Они что-то рыли. Возле них бегала овчарка — громадный серый зверь. Увидев идущих по улице людей, овчарка сразу глухо залаяла и кинулась было к изгороди, но ее остановил властный оклик хозяина: прохожие не показались фашисту подозрительными.

— Двуногая собака глупее четвероногой, — тихо сказал Женя.

— Но двуногая опаснее, — не поворачивая головы, ответил Заслонов.

Они пошли по улице.

Вот и Орша!

Где-то за этими домишками и опустелыми огородами пробегали гулкие железнодорожные пути, откуда доносятся свистки паровозов.

Но до них еще так далеко!

— Только бы застать твоих дома! — беспокоился Заслонов.

— А куда им деться? Разве в живых уже нет…

На улице народу было мало. Им повстречалось лишь несколько женщин. Одна из них, жена помощника машиниста Пачковского, очень пристально посмотрела на Заслонова и Женю. Миновав ее, Заслонов слегка поверил голову, — Пачковская продолжала смотреть им вслед.

— Стоит и смотрит.

— Неужели узнала? — встревожился Женя.

— Всё возможно.

Когда они свернули в ту улицу, где жили Кореневы, Женя схватил Заслонова за руку:

— Часовой!

Против дома Кореневых, у школы, ходил с автоматом на груди часовой.

— А ты думал, — фашисты школу для белорусских детей откроют? — ответил Заслонов и продолжал спокойно итти к дому.

Часовой не тронул их, и они вошли в калитку. Бабушка оказалась дома, а матери Жени, Анны Ивановны, не было: она ушла к соседям. Когда Заслонов и Женя умылись и поели, бабушка собралась сходить за Анной Ивановной.

— Я закрою дом на замок, а вы ложитесь и отдыхайте с дороги, — сказала она и ушла.

Но Заслонов и Женя не стали отдыхать. Они ушли в спальню, завесили единственное окно, выходящее на огород, и принялись чистить свои пистолеты.

За этим занятием их и застали возвратившиеся Анна Ивановна и бабушка. Увидев оружие, женщины оторопели.

Когда после первых приветствий все уселись, бабушка сказала, боязливо косясь на пистолеты:

— И зачем вам эти револьверы, скажите на милость?

— Мы пробирались лесами и болотами. Без оружия как же итти? — ответил Заслонов.

Давеча он сказал бабушке, что пришел с Женей только вдвоем.

— Вывешено объявление: у кого найдут оружие, сразу — расстрел, — сказала бабушка, испуганно глядя на пистолеты.

— Кажется, фашисты неплохо расстреливают и безоружных, — усмехнулся Заслонов.

— Сохрани господи, найдут или узнают! — твердила бабушка в страхе.

— У нас не найдут! — уверенно ответил Женя, кончавший собирать вычищенный пистолет.

Он попробовал отвести ствол, — всё в порядке. И вдруг раздался выстрел. Пуля угодила в пол.

Все обомлели.

Бабушка в ужасе отшатнулась. Анна Ивановна сидела бледная, схватившись за голову руками. Сконфуженный Женя в недоумении смотрел на пистолет, не понимая, как это он мог выстрелить.

Заслонов криво улыбался.

Это длилось секунду. В следующую Заслонов, сидевший рядом с Женей, выхватил из его рук пистолет и поднялся.

— Надо спрятать. Могли услыхать выстрел!

Все очнулись от оцепенения и засуетились.

Куда спрятать пистолеты на случай обыска? Под кровать? На печь? В подполье?

Не годится!

Каждый старался придумать место понадежнее, а сам, в то же время, с тревогой прислушивался: не стучат ли, не ломятся ли уже в дверь эсэсовцы?

— Мамаша, давайте пустой котел! — живо сказал Заслонов бабушке.

Старуха осторожно шагнула на кухню, боязливо поглядывая на окно, в котором маячили голые сучья сирени. Она проворно достала из-под лавки котел. В нем была картошка.

— Высыпайте картошку на пол! — командовал Константин Сергеевич.

Он положил оба пистолета и обоймы с патронами, предусмотрительно завернутые в тряпку, на дно котла, а сверху засыпал картошкой.

— Ставьте в печь. Фашист жаден, картошка не сало, — на нее он не польстится!

Бабушка с опаской взяла котел и понесла его к русской печке, далеко отставив от себя, точно он обжигал ее.

Через секунду страшные пистолеты очутились в печке за заслонкой.

— Мама, выйди во двор, посмотри, как там! — попросил Женя.

Анна Ивановна накинула на плечи платок и вышла. Все молчали, с тревогой ожидая, что же будет. Женя не мог от огорчения и стыда поднять глаз: сидел красный, как рак. Анна Ивановна быстро вернулась.

— Всё спокойно. Должно быть, не слыхали!

— У нас тут кругом стреляют. Каждый день!.. — повеселела бабушка.

— Это, щука, тебе наука!.. Из-за глупости могли бы влопаться. Вперед надо быть осторожнее! — строго сказал Жене Заслонов.

— А всё-таки зачем смерть за собой таскать? Закопали бы лучше где-нибудь эти револьверы, — сказала бабушка, всё еще косясь на печь.

— В этих пистолетах наша жизнь, маменька, а не смерть! — ответил Заслонов.

II

Остаток дня прошел спокойно. К Кореневым никто не приходил и не тревожил Заслонова. Но уже назавтра Константину Сергеевичу и Жене пришлось скрываться от чужих глаз в тесной спаленке.

Еще с утра к Кореневым явилась Пачковская. Она всё-таки узнала на улице Заслонова и Женю и пришла расспросить у них, не знают ли они, где ее муж и что с ним.

Анна Ивановна отговаривалась, клялась, что Женя не вернулся.

— Вы не бойтесь меня, я никому не скажу, — убеждала Пачковская.

Но та стояла на своем:

— Сына нет в Орше, вы ошиблись, это был другой человек.

Пачковская ушла ни с чем, обиженная.

— Мама, ты плохо ведешь роль. Тебя по голосу сразу узнаешь, что ты говоришь неправду, — сказал Женя, выходя из спальни. — Вот бы Коля Домарацкий, тот бы сыграл!..

— Да, я не артистка. Но всё-таки, как это — по голосу? А что в моем голосе? — даже обиделась Анна Ивановна.

— В твоем голосе много радости.

— А что же мне плакать, если ты вернулся?

— Немножко суше надо говорить.

Не прошло и часу, как вслед за Пачковской пришла жена машиниста Лобана, а за нею — Ткаченок. Слух о том, что бывший начальник депо Заслонов и Женя вернулись в Оршу, быстро распространился между железнодорожниками.

Кореневой так надоело отвечать всем одно и то же, что с Ткаченок она в самом деле говорила очень сухо.

— Всё-таки плохо, что о нас так скоро узнали, — думал вслух Заслонов.

— Константин Сергеевич, мы же не скрываться в подполье пришли. Рано или поздно, а придется выйти на свет, — возражал Женя.