Страница 32 из 74
Барон старался не показывать свои чувства, но сэр Филип читал в его душе.
— Я должен посоветоваться со старшим сыном, — сказал барон.
— В таком случае, — отозвался сэр Филип, — я предвижу немалые трудности, ведь он предубежден против Эдмунда и возвращение ему наследства считает ущербом для вашей семьи. Пройдет время, он увидит этот союз в ином свете и будет рад, что приобрел такого брата, однако сейчас воспротивится браку своей сестры с Эдмундом. Впрочем, нам не стоит отчаиваться: добродетель и решимость преодолеют все препятствия. Позвольте позвать сюда молодого Ловела.
Он привел Эдмунда к барону, сообщив юноше о предложении, сделанном от его имени, об ответе барона и своем опасении встретить возражения со стороны сэра Роберта. Эдмунд преклонил колени перед бароном, взял его руку и прижал к губам.
— Достойнейший из людей! Лучший из родителей и покровителей! — воскликнул он. — Я всегда буду питать к вам сыновние чувства, пусть мне и не выпадет честь стать вашим сыном по закону. Даже родные дети не могут испытывать к вам более сильной любви и признательности.
— Скажи, — обратился к нему барон, — ты любишь мою дочь?
— Да, милорд, со всем пылом страсти. Она единственная женщина, которую я когда-либо любил, и, если вы откажете мне в ее руке, предпочту не жениться вовсе. О, милорд, не отвергайте меня! Родство с вами придаст мне значительности в собственных глазах, оно побудит меня во всех поступках быть достойным положения, до которого я возвышен; тогда как ваш отказ заставит почувствовать себя жалким ничтожеством, презренным теми, к кому стремится моя душа. Весь мир заключен для меня в вашей семье. Отдайте мне в жены вашу прекрасную дочь! Не отнимайте у меня вашего сына, моего дорогого Уильяма! Позвольте разделить с ними состояние, которое посылает мне Провидение! Что мне до титула и богатства, если я буду разлучен с теми, кого люблю?
— Эдмунд, — промолвил барон, — у тебя есть благородный друг, однако во мне ты находишь еще более прочную опору, ниспосланную, как мне кажется, Небесами во имя высшего предназначения. Я испытываю столь противоречивые чувства, что боюсь довериться собственному сердцу. Но ответь: уверен ли ты в согласии моей дочери? Не искал ли ты ее благосклонности? Смог ли ты добиться ее любви?
— Что вы, милорд! Я не способен на подобную низость, я обожал ее, держась на почтительном расстоянии. Открыть свои чувства в моем положении означало бы, по моему разумению, попрать все законы благодарности.
— Если так, должен признать, что в этом случае, как и во всех прочих, ты поступил благородно.
— Мое первейшее желание, милорд, снискать ваше одобрение, без которого я не могу быть спокоен душою и счастлив.
Сэр Филип улыбнулся:
— Милорд Фиц-Оуэн, я ревную Эдмунда к вам, видя, что вы по-прежнему занимаете в его сердце первое место.
Эдмунд бросился к сэру Филипу, упал в его объятия и разрыдался, не справившись с охватившим его волнением. Он молил Небеса укрепить его рассудок, чтобы у него достало сил выдержать обуревавшие его неизъяснимые чувства.
— Меня переполняет благодарность! — воскликнул он. — О лучший из друзей, научите меня, подобно вам, выражать движения своей души не словами, а поступками!
— Довольно, Эдмунд, я знаю твое сердце, другой поруки мне не нужно. Милорд, поговорите же с ним, приведите его в чувство холодностью — если сможете держаться с ним холодно.
Барон признался:
— Перед тобою я не могу устоять, словно малый ребенок. Скажу лишь одно: добейся расположения моего сына Роберта, в моем же можешь не сомневаться. Я обязан с уважением относиться к моему наследнику: он храбр, честен, искренен. Сейчас он разлучен с твоими врагами, а Уильям — на твоей стороне. Попытайся завоевать его доверие и сообщи мне, чего тебе удалось достичь.
Эдмунд поцеловал его руку в порыве радости и благодарности.
— Не буду терять ни минуты, — объявил он. — Спешу исполнить ваши приказания.
Он, не мешкая, отправился к своему другу Уильяму и слово в слово передал ему свой разговор с бароном и сэром Филипом. Уильям горячо обещал ему свою поддержку. Он вкратце рассказал ему обо всем, что произошло в замке со времени его отъезда, оберегая, впрочем, чувства сестры, пока ей не разрешат принять ухаживания Эдмунда. Они вместе обратились за советом к молодому Клиффорду, успевшему полюбить Эдмунда за его достоинства, а Уильяма — за преданную дружбу к нему. Он обещал им помочь, так как сэр Роберт, судя по всему, искал его дружбы. Вдвоем с Уильямом они пустили в ход против сэра Роберта свой дар убеждения и весь арсенал дружеских чувств. Клиффорд настаивал на достоинствах Эдмунда и выгодах союза с ним, Уильям подкреплял эти аргументы, напоминая о прошлом юноши и о том, как все козни против него оборачивались к его чести и к посрамлению его врагов.
— Я не говорю о его благородстве и любящем сердце, — продолжал он, — тем, кто провел рядом с ним столько лет, не нужны доказательства.
— Всем известно, как ты к нему привязан, — возразил сэр Роберт, — а потому пристрастен.
— Нимало, — ответил Уильям. — Ты знаешь, что я не лгу. Я уверен, ты и сам полюбил бы его, когда бы не происки его врагов. Но, если он подтвердит свои слова делом, даже тебе придется признать его правоту.
— И ты хочешь, чтобы отец отдал за него нашу сестру, пока еще ничего точно не известно?
— Отнюдь, лишь после того, как он восстановит свои права и вернет титул.
— Но предположим, он не сумеет ничего доказать.
— Тогда я перейду на твою сторону и перестану вступаться за него.
— Прекрасно, мой друг. Отец может поступать как ему заблагорассудится, но я не согласен отдать свою сестру тому, кто всегда был обузой и помехой нашей семье, а теперь выгоняет нас из дома.
— Мне очень жаль, брат, что ты видишь его притязания в столь неверном свете, но, если ты подозреваешь здесь обман, поезжай с нами и будь свидетелем всему, что произойдет.
— Ну нет! Если Эдмунд станет хозяином замка, ноги моей там не будет.
— Положимся на время, — вступил в разговор мистер Клиффорд. — Оно творило и не такие чудеса. Честь и здравомыслие сэра Роберта помогут ему побороть предубеждение и позволят судить беспристрастно.
Они попрощались и пошли собираться в дорогу.
Эдмунд в присутствии сэра Филипа рассказал о непреклонности сэра Роберта его отцу, и рыцарь вновь принялся убеждать барона, чтобы тот согласился исполнить его заветную просьбу.
— Мне следует сначала дождаться дальнейших доказательств, — сказал барон, — но, если они окажутся столь же очевидными, как я склонен полагать, думаю, я не стану упорствовать далее. Отложим этот разговор до возвращения посланцев.
Сэр Филип и Эдмунд горячо поблагодарили его за доброту. Затем Эдмунд нежно попрощался с обоими своими друзьями и покровителями.
— Когда я вступлю во владение наследством, — произнес он, — надеюсь для полноты счастья видеть вас обоих у себя.
— Во мне ты можешь быть уверен, — сказал сэр Филип, — и, насколько это зависит от меня, в бароне также.
Барон промолчал. Эдмунд заверил обоих, что постоянно будет молиться об их благополучии.
Вскоре посланцы вместе с Эдмундом отправились в замок Ловел, а на другой день лорд Клиффорд отбыл к себе в поместье с бароном Фиц-Оуэном и его сыном. Самозваного лорда они взяли с собою, вопреки его желанию. Лорд Клиффорд пригласил присоединиться к ним и сэра Филипа Харкли, объявив, что его присутствие необходимо, дабы завершить начатое. Все они горячо поблагодарили лорда Грэма за гостеприимство и стали его убеждать поехать с ними. После настойчивых просьб он согласился при условии, что ему будет позволено наведываться в свои владения, если того потребуют его обязанности.
Лорд Клиффорд принял гостей с величайшим радушием и представил их своей супруге и трем юным красавицам дочерям. Они приятно проводили вместе время — все, кроме преступника, державшегося по-прежнему угрюмо и нелюдимо и избегавшего общества.
А посланцы меж тем продолжали свой путь. Когда до замка оставался один день пути, мистер Уильям со своим слугою поскакали вперед и прибыли на место на несколько часов раньше других уполномоченных, чтобы приготовить всё для их приема. Сестра и младший брат встретили Уильяма с распростертыми объятиями и с нетерпением расспросили о поездке на север. Он кратко сообщил им, что произошло с их дядей, добавив: