Грехи отцов наших

А покуда можно отдохнуть. Почитать газетенку, к примеру, выпить виски, на худой конец — посидеть в пивной Армстронга, если осточертеют стены собственного дома.

Все это прекрасно, но не мог я просто сидеть без дела. Допив виски, я сполоснул под краном стакан, надел куртку и вышел из номера. На остановке подождал, пока подойдет нужный автобус, и поехал.

Отправляться в бар, где собираются голубые, в разгар рабочего дня — полный идиотизм. Совсем другое дело — вечером, когда у них начинается настоящая тусовка. Дым коромыслом, все пьют, хлопают друг друга по плечам, обнимаются, милуются. Конечно, если приглядеться, веселье может показаться наигранным; это скорее надрыв, вопль отчаяния, но таков стиль жизни почти всех гомосексуалистов.

Сейчас, в четыре часа дня, да еще в четверг, в баре было тихо, если не считать двух-трех забулдыг, которым некуда больше податься, да бармена за стойкой, на чьем лице лежала печать тяжелого детства, а скорбный взгляд говорил, что надежд на будущее не предвидится.

Я понял, что здесь мне делать нечего, и отправился по другим злачным местам. В клубе на Бэнк-стрит обнаружил единственного посетителя, со скучающим видом гоняющего машинки на игральном автомате, — с длинными осветленными волосами и такими, же усами. На Восточной Десятой улице я наткнулся на шумную компанию накачанных подростков, малюющих стену непотребными надписями, но больше ничего интересного не было.

В конечном счете я обошел полтора десятка «голубых» баров в радиусе ста метров по обе стороны от Бетьюн-стрит.

Единственной фотографией Ричи, которой я обладал, был снимок из газеты, и я непрестанно совал его в нос каждому встречному-поперечному. Узнавали почти все — и это неудивительно: фото растиражировали все средства массовой информации. Убийство было совершено совсем недавно, да еще в прилегающем районе, а педики отнюдь не лишены любопытства, свойственного нормальным людям, и газеты тоже почитывают. Некоторые даже говорили, что сталкивались с Ричардом на улице, но никто не признавался, что видел его у бара. Выяснялось при этом, что все они совершенно случайно заскочили сюда промочить горло, а вообще-то тут не бывают.

В небольшом ресторанчике под названием «Синтия» парень за стойкой узнал меня еще с порога.

— Боже, кого я вижу! Мэтью Скаддер собственной персоной!

— Привет, Кэн.

— Только не говори, что ты переориентировался, Мэт. С меня достаточно того, что ты ушел из своей богадельни. Но если такой человек, как Мэтью Скаддер, стал предпочитать мужчин, значит, я рехнулся.

Ему все еще можно было дать лет двадцать восемь, хотя я знал, что на самом деле ему вдвое больше. Светлые от природы волосы, молодое лицо. Если приглядеться, становились заметны морщинки под глазами, но в остальном это был тот самый Кэн, которого я когда-то сделал своим секретным агентом, закрыв дело о совращении малолетнего.

В сущности, должностного проступка я не совершил. «Малолетнему» было уже семнадцать, и развращен он был куда больше, чем сам Кэн. Но у этого «невинного мальчика» имелся влиятельный папаша, который не поленился подать заявление, застав парочку на месте преступления, и таким образом дело попало ко мне.

— Хорошо выглядишь, — отметил я.

— Выпивка, сигареты и много-много секса. Рецепт даю бесплатно.

— Видел когда-нибудь этого парня? — Я протянул фотографию.

Он бросил на нее взгляд и вернул обратно.

— Хорошенький.

— Узнал его?

— Это тот, что на прошлой неделе прикончил девушку? Да, премерзкая вышла история. Он, что ли?

— Он.

— А ты-то как не него вышел?

— Долгий разговор. Ответь, Кэн, ты его видел раньше?

Он облокотился на стойку и подпер руками голову.

— Что ж, давай побеседуем, если на то дело пошло. У меня ведь потрясающая память: если кого увижу хоть мельком, узнаю и через пять лет.

— Из чего следует, что ты его тоже встречал.

— Ага, встречал, но… жить всем надо, между прочим.

Я выложил на стойку банкноту. Он тут же долил в мою рюмку виски, забрал деньги и сказал:

— Не хочу вводить тебя в заблуждение, Мэтью. Много о нем я не знаю. — Он надолго умолк, потом налил и себе. Сделав глоток, произнес: — Бедняга… Но я его давно не видел.

— Сколько?

— По крайней мере год. — Он потянулся, закинул руки за голову и прикрыл глаза. — А может, и больше. Да, я его помню, такого не просто забыть. Ну о-о-чень хорошенький! И такой молоденький! Знаешь, когда он появился тут впервые, мне даже пришлось попросить его показать удостоверение личности. Он не удивился и сказал, что ему всегда дают меньше лет, чем на самом деле.

— Ему было девятнадцать.

— Да? А выглядел на шестнадцать. Потом он еще несколько недель приходил в наше заведение — едва ли не каждый вечер.

— Как я понял, он был голубым.

— Ну, не девушек же он приходил снимать!

— Может, просто заглядывал на огонек?

— Господи, да о чем ты говоришь? На огонек!.. Не то местечко, знаешь ли. Вот, вспомнил — Ричи его звали. Да, так вот. Спиртным Ричи не увлекался. Закажет водки со льдом, усядется в сторонке и будет сидеть, пока весь лед не растает.

— Да, выгодным посетителем его не назовешь.

— Естественно, но к молодым и интересным ребятам у нас претензий нет. К ним тянутся поклонники, приходят сюда, становятся нашими завсегдатаями. А уж Ричи постоянно уходил отсюда с очередным обожателем.

Тут Кэна позвали с другого конца стойки, и он, извинившись, отошел. Когда, выполнив заказ, вернулся ко мне, я спросил, не провожал ли и он когда-нибудь Ричи домой.

— Мэтью, солнышко, даже если и провожал, какое тебе до этого дело? Неужели ты думаешь, что это событие запало мне в душу на всю оставшуюся жизнь?

— Должно было запасть.

— Черт побери! К твоему сведению, бывают времена, когда меня интересуют не только мальчики. Ой, только не надо задирать брови, тебе это не идет, дорогой. Ну, он, конечно, был очень хорошеньким, и на него можно было запасть, но это совсем не мой тип.

— Разве? А мне кажется, он должен был тебе понравиться.

— Значит, ты меня плохо знаешь, Мэт. Не буду отрицать — иногда я не отказываю себе в маленьких удовольствиях, да и не такой это безумный секрет. Вот только действует на меня не просто молодой, а именно испорченный парень. Понятно?

— Не совсем.

— Ну, знаешь, привлекает эдакий сладкий аромат начинающегося разложения. Это похоже на кисть недозрелого винограда, уже начавшую подгнивать.

— Красиво излагаешь!

— Рад, что ты оценил. Только вот Ричи был другим. У него на лбу было написано, что он невинен. Понимаешь, ты мог стать восьмым парнем, которого он снял за вечер, но все равно было трудно избавиться от мысли, что совращаешь несовершеннолетнего. А этим, мой милый, я больше не балуюсь.

Он долил себе из бутылки. У меня виски еще оставалось. Повертев рюмку в руках, я сказал:

— Ты только что упомянул, что он мог сменить восемь партнеров за вечер. Он что, продавался за деньги?

— Ни в коем случае! В деньгах он не нуждался. И пил совсем чуть-чуть, иногда одну рюмку за весь вечер.

— И все время менял партнеров?

— Да нет, это я так выразился. Один за вечер, не больше. По крайней мере насколько я знаю.

— А почему он вдруг перестал сюда приходить?

— Понятия не имею. Может, появилась аллергия на нас.

— Был у него какой-нибудь постоянный партнер, с которым он являлся к вам?

Кэн покачал головой.

— Ни разу не видел его с одним и тем же парнем дважды. А сюда он наведывался всего недели три. Здесь такое не редкость. Мужчины не терпят постоянства. Особенно молоденькие.

— Когда он перестал тут появляться, он как раз повстречался с Венди Хэннифорд.

— В газетах писали, что он с ней жил, но я как-то не задумывался, когда именно.

— Как ты считаешь, зачем ему понадобилось перебираться жить к женщине?

— Я плохо знал этого парня, Мэт. К тому же я не психоаналитик. Сам-то я пару раз ходил к психиатру, но вслух такие вещи не обсуждаются.