Страница 9 из 37
— И что же это? — угрожающе спросил Толентино.
— Вы не можете ни охранять замок, ни отличить лакея от того, кто вам ровня.
Кастелян сел на кровати и потер подбородок. Как видно, перед ним оказался крепкий орешек, а такие люди всегда смущали мессера Толентино, как и всякого забияку. Позади мессера Лоренцо стояли, выстроившись в ряд, солдаты, молчаливые, но внимательные свидетели его замешательства. Кастелян понял, что должен любой ценой спасти положение.
— Чтобы оправдать свою наглость и избежать плетей, вам придется сообщить нечто очень важное, — серьезно сказал он.
— Готов обещать вам, что герцог узнает, как обошлись с тем, кого он любит и кто подвергал себя большим опасностям, служа ему, — прозвучало в ответ. — И позвольте заметить, синьор, — с видом оскорбленного достоинства продолжил Лоренцо, — что так не принимают послов. Будь мои обязательства по отношению к герцогу иными, а порученное мне дело — менее ответственным, я удалился бы тем же путем, каким попал сюда. Но будьте уверены, он узнает, как меня встретили здесь.
Толентино смутился.
— Синьор, — протестующе заговорил он, — клянусь, в этом виноваты вы сами. Если мне не хватило вежливости, то вы сами спровоцировали меня. Неужели я должен сносить насмешки от всякого попугая, считающего, что он может выполнять мои обязанности лучше меня? Довольно, синьор. Позвольте мне ознакомиться с вашим донесением. — И он протянул навстречу Лоренцо свою тяжелую руку.
— Его высочество повелел мне сообщить, что он приказывает вам сдаться герцогу Валентино на почетных условиях, — сказал он и, прочитав откровенное удивление, сомнение и подозрение на лице Толентино, поспешил объяснить: — Чезаре Борджа договорился с герцогом Гуидобальдо и обещал ему некую компенсацию, если все крепости в его бывших владениях немедленно прекратят сопротивление. Моему синьору посоветовали принять эти условия, так как, отказываясь от них, он ничего не выигрывает, а рискует потерять все. Понимая, что продолжающееся сопротивление Сан-Лео лишь оттягивает его неминуемое падение и приведет к ненужным потерям, герцог Гуидобальдо приказывает вам немедленно сдаться.
Это звучало правдоподобно. Известный своим миролюбием, герцог вполне мог направить такое послание. Однако у проницательного Толентино оставались еще сомнения на этот счет. Он взглянул на посланца, и вокруг его жгучих черных глаз собрались морщинки.
— У вас есть на этот предмет письма от герцога? — спросил он.
— Ни одного, — смело заявил мессер Лоренцо, защищая слабое место своей легенды.
— Но, клянусь Бахусом, это странно!
— Отнюдь, синьор, — поторопился ответить молодой кондотьер, — подумайте, как рискованно иметь такие письма. Если бы солдаты Борджа нашли их, я…
Он запнулся, осознав свою ошибку. Толентино звонко хлопнул в ладоши и вскочил на ноги.
— Синьор, синьор, — с некоторой мрачностью произнес он, — мы должны понять друг друга. Вы утверждаете, что доставили некоторые приказы, предписывающие мне действовать определенным образом, согласованные между герцогом Валентино и моим синьором. И вы же говорите об опасностях, которым могли бы подвергнуться, будь они у вас в письменном виде. Может быть, я чего-то не понимаю, — в голосе Толентино слышалась язвительность, — но мне кажется, что Борджа без всяких помех пропустил бы вас через свои позиции. Можете ли вы пояснить мне, в чем я ошибаюсь?
Лоренцо ничего не оставалось, кроме как принять важный вид. У его ног разверзлась пропасть.
— Если вам нужно такое объяснение, вы получите его, без всякого сомнения, от синьора герцога. Я вам дать его не могу. У меня нет на этот счет никаких указаний, а сам я не дерзнул спросить объяснений.
Он говорил спокойно и гордо, несмотря на участившийся пульс, и в его последних словах прозвучал некий скрытый упрек в адрес кастеляна.
— Когда, — продолжал он, — я говорил, что брать с собой письма было опасно, то попытался дать вам объяснение, которое в тот момент мне пришло в голову. Раньше я не думал об этом, а теперь вижу, что ошибся в своем предположении.
Мессер Толентино не сводил глаз с лица мессера Лоренцо, рассуждения которого подтвердили, что тот лжет. Однако уверенность тона и горделивый вид молодого человека оставляли место сомнениям.
— У вас есть, по крайней мере, хоть какой-нибудь знак, по которому я мог бы отличить посланника моего синьора? — спросил он.
— Его у меня нет. Меня отправили в спешке. Герцог, вероятно, не предполагал, что его приказания будут подвергнуты сомнениям.
— Неужели? — саркастически спросил Толентино. И неожиданно зашел с другой стороны. — Как вы пробрались в крепость?
— Я поднялся с равнины по южному склону скалы, который считается неприступным. Я из этих мест. Мальчишкой я часто поднимался там. Именно поэтому герцог Гуидобальдо выбрал меня.
— И когда вы добрались до стены, то попросили часового спустить веревку, не так ли?
— Нет. У меня была своя веревка и абордажный крюк.
— Зачем они вам понадобились, если вы действительно прибыли от Гуидобальдо? — кастелян резко обернулся к своим людям. — Где вы нашли его?
Услышав ответ, Толентино с облегчением расхохотался:
— Хо-хо! — ликовал он, перемежая свою речь проклятиями. — Вы незамеченным миновали часового и успели пробраться внутрь крепости, а когда вас обнаружили, вы сказались посланцем Гуидобальдо, доставившим приказ о сдаче крепости, и еще стали дерзить насчет нашей скверной охраны. Ох-хо! Хитро задумано, но это вам не поможет — хотя жаль будет сворачивать шею столь изобретательному петушку. — И он опять расхохотался.
— Вы глупец, — отрезал Кастрокаро, — и рассуждаете, как глупец.
— Разве? Ну-ка, поймайте меня. По-вашему, Гуидобальдо выбрал вас своим посланником, потому что вам был известен тайный путь в замок. Взгляните, насколько нелепо такое утверждение. Вы пробовали объяснить, почему Гуидобальдо хотел, чтобы вы скрытно прибыли сюда, и сами же признали ошибочность подобного предположения. Но глупо утверждать, что посланнику герцога, доставляющему приказ от его имени сдаться войскам Чезаре Борджа и тем самым выполнить волю последнего, нужно было подниматься сюда тайным путем, рискуя жизнью. — Толентино рассмеялся прямо в побледневшее лицо Лоренцо.
— Кто из нас глупец, синьор? — зловеще глядя на него, спросил кастелян. Затем сделал знак своим людям: — Взять его и обыскать.
В одно мгновение его прижали лицом к полу. Но тщательный обыск ничего не дал.
— Неважно, — сказал Толентино, вновь укладываясь в постель, — против него и так достаточно многое говорит. Позаботьтесь, чтобы с ним ничего не случилось этой ночью. Утром он отправится вниз с того же склона, и, клянусь, куда быстрее, чем когда поднимался по нему.
И мессер Толентино улегся в постель, чтобы продолжить прерванный сон.
IV
Запертый в караульном помещении — поскольку человека, которому предстояло умереть на рассвете, не стоило отправлять в тюрьму, — мессер Лоренцо Кастрокаро провел, как легко понять, весьма беспокойную ночь. Он был слишком молод и слишком любил радости жизни, чтобы равнодушно расставаться с ней. За последние два года своей военной карьеры ему часто приходилось видеть смерть. Но то была смерть других, и до сего времени ему даже не приходило в голову, что и сам он может умереть. Еще вчера его не покидала уверенность, несмотря на грозившую ему опасность, что он останется цел и невредим. Да и теперь, лежа в темноте на деревянной скамье в караульной комнате, он не мог поверить, что конец близок. Катастрофа постигла его очень уж неожиданно, и кроме того, смерть, по его мнению, была событием слишком важным, чтобы прийти столь буднично.
Он устало вздохнул и поискал более удобное положение на своем жестком ложе. Он вспоминал о многих вещах: о детстве и матери, о товарищах по оружию и совершенных подвигах. Он видел себя то врубающимся в ряды противника под стенами Форли, то скачущим рядом с герцогом Валентино под Капуей, в той мощной атаке, когда был наголову разбит Колонна. До странности отчетливо он вспоминал, как выглядели мертвецы. Голос рассудка говорил ему, что завтра он будет выглядеть точно так же, но вообразить такое зрелище он был не в силах.