Страница 16 из 17
Теперь принцип Гитлера гласил: «каждые восемь дней — массовый митинг. В перечне 48 партийных мероприятий, проведенных с ноября 1919 года по ноябрь 1920 года, на 31 он фигурирует как выступающий». И всякий раз Адольфа Гитлера встречают «бурные аплодисменты», а «его бойцы срывают собрание левых, заглушают своим ревом выступления участников дискуссий».
Во внутрипартийной борьбе, которая шла вокруг фюрерства, ему также пришлось проявить завидную волю. Так как одно время всеми делами ведал комитет, то Гитлеру в буквальном смысле силой пришлось вытеснить одного из председателей, заняв его место. Затем он даже «подавал в отставку», когда против него пытались бунтовать. Сработало и это, ведь партия уже не могла обойтись без Гитлера!
По словам В. Мазера, «с самого начала своей политической карьеры Гитлер использовал интриги, одержимость карьеризмом, темное прошлое и особенно ярко выраженное тщеславие среди своих подчиненных — в большинстве случаев мелкобуржуазного происхождения». Не менее важно и то, что «Гитлер отверг слияние своей партии не только с мелкими группировками, существующими после 1918 года в большом количестве, но и с крупными группировками и политическими партиями». Он «в зародыше уничтожал все попытки ассимилировать НСДАП или сделать ее равноправным партнером. С самого начала своей политической деятельности Гитлер был не только последовательным противником всех демократических, консервативных, социалистически и коммунистически настроенных политических партий, но и всех правых и праворадикальных конкурентов НСДАП, независимо оттого, признавали ли они в принципе его мировоззрение и взгляды на воплощение его „политического движения“».
На протяжении 1922 г. Рудольфом Гессом была организована одиннадцатая сотня из студентов, пополнившая ряды штурмовиков — СА. Тогда же в СА вступили члены бывшего Добровольческого отряда Россбаха, составив отряд самокатчиков. «Подразделения связи, моторизованный отряд, артиллерийская батарея и отряд кавалерии» лишний раз подчеркивали, что это партия нового типа.
В ноябре 1922 г. НСДАП насчитывала более 55 тысяч человек. Как пишет И. Фест, «приток объяснялся не только приказом по партии, согласно которому каждому члену вменялось в обязанность ежеквартально вербовать трех новых, а также одного подписчика на „Фелькишер Беобахтер“, но и растущей уверенностью Гитлера в своих способностях оратора и организатора».
«С февраля по ноябрь 1923 года в НСДАП вступают 35 000 новых членов, а СА насчитывает почти 15 000 человек. Стоимость имущества партии к этому же времени возрастает до 173 000 марок золотом». Что и говорить, огромную услугу Гитлеру оказал экономический кризис, потрясший Германию. Как писал У. Черчилль: «В результате общей финансовой и политической дезорганизации Германии, включая выплату репараций с 1919 по 1923 год, ее экономическое положение ухудшилось. Гнев и ярость немцев, вызванные французской оккупацией Рурской области, привели к тому, что в печати появилось множество безрассудных заметок, в которых обсуждалась возможность уничтожения всей основы денежного обращения. В конечном счете инфляция поглотила сорок три миллиона фунтов стерлингов. Социальные и экономические последствия этого были катастрофическими. Средний класс потерял все свои сбережения, что толкало его под знамена национал-социализма». И действительно, общественность Германии теперь концентрировалась на попытке национального самоутверждения. А об этом как раз и говорил изо дня в день Адольф Гитлер!
«Падение марки разрушило основы благополучия германской средней буржуазии, многие представители которой в своем отчаянии стали сторонниками новой партии и находили облегчение своему горю в ненависти, мести и патриотическом угаре. Гитлер с самого начала дал понять, что путь к власти лежит через борьбу против Веймарской республики, рожденной позором поражения», — продолжает У. Черчилль.
И вот мы подходим к кульминации, а именно: к кровавому финалу ноябрьского путча 1923 г. В это время Гитлер сумел собрать вокруг себя группу решительных сторонников. И теперь наступило то самое время, когда нужно было попробовать захватить власть в Баварии.
«Гитлеровский план путча был наивен», — считает Гвидо Кнопп. Далее он, в частности, пишет: «Рейхсвер даже и не думал сотрудничать с путчистами. Напротив, утром 9 ноября крупные подразделения рейхсвера и земельной полиции Баварии были стянуты к зданию бывшего военного министерства». «Короткая эйфория „революционеров“ в трактире „Бюргербройкеллер“ уже утром 9 ноября уступила место протрезвлению. В последней попытке удержать ситуацию под контролем Людендорф приказал путчистам пройти маршем по улицам Мюнхена. Шествие по городу должно было привлечь к себе внимание, вызвать поддержку масс и вызволить из окружения Рема и его сообщников». «Участники марша застали врасплох полицейских оцепления, которые попытались сопротивляться с помощью резиновых дубинок, винтовок и карабинов. Но колонна продолжила движение вперед, несмотря на требование полиции остановиться. Тогда между оцеплением и участниками марша вклинилось новое подразделение полиции. Неожиданно между враждебными сторонами появился Ульрих Граф, бывший фронтовик элитной части „Мертвая голова“, и громко закричал: „Не стрелять! Здесь идут его превосходительство Людендорф и Гитлер!“ Но рев толпы заглушил его призыв. Над площадью Одеона раздался выстрел. Как подкошенный рухнул на землю человек в мундире, вахтмейстер полиции Финк. На улицах началась ружейная стрельба, похожая на настоящий бой, который продолжался около минуты».
И. Фест считает, что «тупой героизм Людендорфа имел в первую очередь своим следствием разоблачение Гитлера, который в тот день во второй раз показал свою несостоятельность. Свидетельства его приверженцев расходятся лишь в несущественных деталях. Рассказывают, что еще до того, как все было уже решено, он выскочил из скопления бросившихся в укрытие спутников и кинулся наутек. Он оставил на поле боя убитых и раненых, и потом, вспоминая те события, говорил, что в той суматохе он был уверен, что Людендорф убит. Но ведь тогда тем более требовалось его присутствие».
Во время ноябрьского путча было убито и смертельно ранено 16 человек из числа шедших в колонне и трое полицейских. И до сих пор непонятно: почему Гитлер струсил? Ведь, судя по фронтовым наградам, на него это не должно быть похоже. Но факт есть факт! Несколько по-иному звучит версия у Г. Кноппа: «В ходе пальбы был убит друг Гитлера Макс-Эрвин фон Шойбнер-Рихтер. Падая, он увлек за собой Гитлера, и тот вывихнул руку. Охранник Граф был ранен и опустился на колени возле лежащего Гитлера. Этот факт впоследствии послужил рождению легенды о том, что телохранитель якобы бросился на Гитлера, прикрыл его своим телом и принял на себя пули, предназначенные фюреру».
Так или иначе, фюрер после позорного провала путча «прятался в Уффинге у озера Штаффельзее, в 60 километрах от Мюнхена, в загородном доме Хелены Ганфштенгель, где лечил доставлявшую ему сильную боль вывихнутую ключицу. Заикаясь, он говорил, что все кончено и ему следует застрелиться, однако Ганфштенгелям удалось отговорить его от этого. Два дня спустя он был арестован и с „бледным, изможденным лицом, на которое падала непослушная прядь волос“, препровожден в крепость Ландсберг-на-Лехе».
Оказавшись в тюрьме, Гитлер снова говорил, что застрелится, и никак не мог побороть свое отчаяние. На первый взгляд казалось, что достигнутым за четыре года успехам пришел конец. Однако именно в заключении станет понятно, какие уроки нужно извлечь из неудачи ради победы в будущей борьбе. Именно они определят весь его дальнейший путь!
В феврале 1924 г. в здании бывшего военного училища на Блютенбургштрассе проходил процесс по делу о государственной измене…
Оправившись после поражения, Гитлер не желал признавать себя виновным. «Я не могу признать себя виновным, — говорил фюрер суду. — Да, я признаю, что совершил этот поступок, но в государственной измене я себя виновным не признаю. Не может быть государственной измены в действии, направленном против измены стране в 1918 году. Между прочим, государственная измена не может состоять в одной только акции 8–9 ноября — по меньшей мере ее нужно осматривать в отношениях и действиях за недели и месяцы до этого. Если уж мы совершили государственную измену, то я удивляюсь, что те, кто имел тогда такое же намерение, не сидят рядом со мной на этой скамье. Я, во всяком случае, должен отклонить это обвинение, пока мое окружение здесь не будет дополнено теми господами, которые вместе с нами хотели этого поступка, оговаривали и подготавливали его до мельчайших деталей. Я не чувствую себя государственным изменником, я чувствую себя немцем, который хотел лучшего для своего народа».