Поколение воинов

Словно бы один занавес за другим падали перед глазами Сассинак.

— Вы были на его похоронах? Я не помню там никого из гражданских…

Флер опустила голову; Сассинак теперь не могла видеть ее лица.

— Я перепугалась. Я подумала, что это Парадены, что они разыскали меня и из-за меня убили Абе. Тебе это было не нужно, ты не знала обо мне и даже не узнала бы никогда, почему я была там. И я улетела. Если хочешь, можешь назвать это трусостью. Я следила за твоей карьерой, но никак не могла выбрать подходящее время, чтобы рассказать тебе…

Флер разрыдалась, Сассинак порывисто обняла ее и прижала к себе.

— Все хорошо, — уверяла она. — На этот раз я доведу дело до конца.

Она и сама слышала звон стали в своем голосе. Флер отстранилась:

— Тш-ш-ш! Ты не должна позволить горечи отравить свою душу.

— Но он заслуживал того, чтобы быть с вами! — Теперь и на глаза Сассинак навернулись слезы. — Абе заслуживал хоть немного счастья. Он так старался спасти меня… и вас, и других, а потом они убили его как раз в тот момент, когда…

Она почти не плакала по Абе — только немного, в ночь его смерти. Она была собранным офицером, умевшим владеть своими чувствами, — такой, какой он хотел ее видеть. Но теперь она снова ощутила боль старой рану. Сквозь всхлипывания до нее доносился голос Флер:

— Если ты станешь жестокой, это будет означать, что они победили. Убьешь ты их или нет — это не главное. Главное в том, чтобы ты осталась самой собою, личностью, достойной уважения. Абе не позволял мне отчаиваться — это только иная разновидность поражения, и он боялся, что ты станешь жестокой.

— Но они убили его. И моих родителей, и вашу семью, и других…

Флер вздохнула:

— Сассинак, я почти на сорок лет старше тебя: я понимаю, что от этих слов у тебя мурашки бегут по спине…

Против воли Сассинак хихикнула: Флер была совершенно права.

— И я знаю, тебе не нравится слышать, что лишние сорок лет жизни прибавляют понимания. Но! — Она покачала перед глазами Сассинак тщательно наманикюренным пальцем. — Абе ведь знал больше тебя, когда встретился с тобой?

— Разумеется. Я ведь была еще ребенком.

— А если бы он был сейчас жив, ты уважала бы его возраст и опыт?

— Ну…

Сассинак видела, к чему клонит Флер, но это не значило, что ей это должно нравиться. Похоже, по выражению ее лица можно было прочесть эти мысли, потому что Флер рассмеялась — словно серебряные колокольчики зазвенели, и Сассинак невольно засмеялась в ответ.

— И поэтому, пожалуйста, доверься мне, — посерьезнев, попросила Флер. — Ты стала именно такой, какой Абе мечтал тебя увидеть. Я следила за твоими успехами в программах новостей, я знаю, о чем говорю. Но чем выше ты будешь подниматься по служебной лестнице во Флоте, тем больше тебе необходима объективность суждений. Если ты позволишь горечи от несправедливости того, что случилось с тобой в детстве, от смерти Абе пересилить природную доброту твоей души, ты станешь такой же несправедливой, как и те, с кем ты борешься, только по-своему. Ты должна стать чем-то большим, чем просто охотницей за пиратами, большим, чем воплощение мести. Флот переделывает людей: узкий спектр интересов, жестко регламентированные отношения… Тебе никогда не казалось, что некоторые твои сложности здесь, на планете, связаны именно с этим?

Если подумать, в некоторых случаях так оно и было. У нее развилась типичная для космолетчиков неприязнь к планетам. Она не давала себе труда развивать то, что могло бы позволить ей наслаждаться жизнью на суше. Так и здесь, несмотря на то, что она попыталась объединить и организовать людей, живущих в тоннелях, они казались ей чужаками.

— Абе часто говорил мне, — продолжала Флер, гладя ее волосы, — что ни звезды, ни чины, ни путешествия не останавливают роста и развития человека. Ты все еще растешь, и ты хранишь память об Абе. Не позволяй Параденам переделать по-своему вторую половину твоей жизни, как они переделали первую.

— Есть, мэм.

— А теперь расскажи мне, что ты собираешься делать с этой разношерстной компанией?

Сассинак усмехнулась, жестко и решительно:

— Гоняться за пиратами, мэм, а потом уже тревожиться о том, не стала ли я слишком жестокой.

Но когда дошло до дела, выяснилось, что никто из них не знает точно, где именно находится пресловутый Парчандри. Сассинак сдвинула брови:

— С помощью нужных кодов эту информацию можно заполучить в базах данных. Вы говорили, что у вас есть люди, которые могут это сделать.

— Но у нас нет новых кодов. Мы пытались проникнуть в закрытые базы данных, но только один раз, и то они послали по нашему следу полицию. Они сразу же засекут нас.

— Сассинак? — Айгар тронул ее за плечо. Она хотела было оттолкнуть руку «тяжеловеса», но тут вспомнила, сколько приятных сюрпризов он преподнес ей за последнее время.

— Да?

— Мой друг — ну, тот студент…

— Тот, который хвастался тебе, что может проникнуть в базы данных и остаться непойманным? Да, помню. Но его здесь нет, да и как мы смогли бы его найти?

— У меня есть его номер. Он говорил, с ним можно связаться из любого автомата.

— Но здесь же их нет? Здесь, внизу.

Она посмотрела на свою «разношерстную команду». Кое-кто кивал, но Корис ответил:

— Есть — наверху, в общественных тоннелях. К некоторым из них мы можем пробраться незамеченными. Естественно не все.

— Как насчет того незарегистрированного аппарата в 248-м вертикальном, — подал голос один из собравшихся. — Его установил рабочий из обслуги и подключил к переговорным линиям, чтобы делать ставки во время своей смены. Мы его иногда слушали.

— А где этот 248-й вертикальный? — осведомилась Сассинак.

Тоннель оказался не так далеко, хотя у них и ушло несколько часов, чтобы добраться до него обходными путями. Дважды они натыкались на патрули — один в серо-голубой форме городской полиции, другой — в оранжевом. Их патрулирование не произвело на Сассинак благоприятного впечатления. Похоже, им достаточно было просто пройти по тоннелям, не заглядывая в люки и не сворачивая в боковые ответвления. Когда она заговорила об этом с Корисом, тот как-то сразу ссутулился и словно стал ниже ростом.

— Бьюсь об заклад, они собираются пустить в тоннели газ. Сейчас они разыскивают легкую добычу, с которой можно было бы позабавиться, — девчонок, детей…

— Газ! Вы хотите сказать, отравляющий газ? Или просто парализующий?

— Прежде они использовали и тот, и другой. Года три назад они убили с тысячу человек или даже больше, в тоннелях ближе к посадочной площадке челноков. Я-то был здесь, нам только пришлось задраить все люки на день-два. Я слышал, они ссылались на каких-то городских преступников — то ли ограбления в подземке, то ли еще что.

Сассинак порылась в своих карманах. Она взяла с собой мембрану, защищающую от токсичных веществ и газов, которыми пользуются при подавлении демонстраций, — но защитит ли это от иных отравляющих веществ? Она вовсе не хотела выяснять это на практике, к тому же у нее имелся только один комплект. Она постаралась отвлечься от этих мыслей и вкратце изложила Айгару, что он должен сказать и чего не должен говорить своему приятелю-студенту. Если бы только она сама знала этого парня!.. Кто знает, чьим агентом он может оказаться. А может, этот парень просто решил поиграться в шпионские игры? Если так, то вскоре ему предстоит узнать, насколько это увлекательно на самом деле.

Двое из их группы вылезли через люк в 248-м вертикальном раньше Айгара, потом позвали его за собой. Они объяснили, что эта шахта используется ремонтниками достаточно часто, чтобы через нее можно было выбраться, не вызывая подозрений, однако, по той же причине, их группа старалась не очень часто заходить в этот тоннель.

Сассинак осталась ждать, жалея о том, что не может связаться со студентом сама. Айгар был просто мальчишкой, ничего не знающим об интригах. Он запросто мог позвонить своему «другу» и рассказать все, не подумав даже о том, что линия может прослушиваться. Она старалась не подавать виду, до чего волнуется. Сассинак стоило большого труда не начать расхаживать взад-вперед в попытках унять беспокойство. Незачем увеличивать нервозность окружающих. Сколько часов уже прошло? Беспокоит ли Арли ее отсутствие? Беспокоит ли оно хоть кого-нибудь?..