Страница 3 из 23
— Джек, — сказал Кармайкл, — это Дрезден.
Джек смерил меня взглядом, но подняться не соизволил. И даже ничего не произнёс.
— Он всегда такой, пока не выпьет свою чашку кофе, — пояснил мне Кармайкл. — Не принимай на свой счёт.
— Эй, кофе, — вставил я в последовавшую тишину. — Звучит здорово.
Джек посмотрел на меня на мгновение. Потом сказал всё тем же благозвучным голосом:
— Дрезден, ты голоден?
— Нет.
— Хочешь пить?
Я подумал об этом.
— Нет.
— Это потому, что ты мёртв, — сказал Джек. Его улыбка была краткой и не очень обнадёживающей. — Тебе не надо пить. Тебе не надо есть. Никакого кофе.
Я посмотрел на Кармайкла.
— Я останусь при своём мнении, — сказал Кармайкл. Он глянул на Джека и указал большим пальцем на дверь. — Мне надо вернуться к этой ракшасовой хрени.
— Иди, — сказал Джек.
Кармайкл хлопнул меня по руке и, сказав: «Удачи, парниша. Наслаждайся», вышел, двигаясь, как человек с миссией. В воздухе повисло общее неловкое молчание.
— Не совсем то, что я ожидал от загробной жизни, — сказал я.
— Потому что это не она, — ответил он.
Я нахмурился.
— Погоди, ты сказал, что я мёртв. Значит, это загробная жизнь.
— Ты мёртв, — сказал Джек. — Это промежуток.
Я нахмурился сильнее.
— Что, вроде... чистилища?
Джек пожал плечами.
— Если хочешь, можешь называть так. Но ты здесь не потому, что тебе необходимо очищение. Ты здесь, потому что имеются нелады с твоей смертью.
— Я поймал пулю. Или утонул. Не слишком большая редкость.
Джек поднял большую, квадратную ладонь и помахал ей взад-вперёд.
— Не физические. Духовные.
Я нахмурился снова.
— Духовные?
— Оппозиция, — сказал Джек. — Ты умер, потому что они сжульничали.
— Погоди, какая оппозиция?
— Ангел на страже у лифта — то, что мы, копы, называем подсказкой. Мне нарисовать тебе пару картинок?
— О. Чёрт, ты про... типа... Падших ангелов?
— Не совсем. Но если нравится, можешь так и считать. Вроде того. Всё, что тебе нужно знать — это плохие парни.
— Значит, поэтому я здесь, — сказал я. — Потому что они... нарушили какие-то, типа, космические правила?
— Ты стоял у них на пути. Они желали тебя убрать. Они нарушили закон, чтобы это случилось. Это делает тебя моей проблемой.
Я поморщился и осмотрел себя. Я только сейчас обратил внимание, что одет в джинсы, обычную чёрную футболку и мой чёрный кожаный плащ, — который был разорван в клочья и отправился в озеро часом или тремя ранее того, как меня застрелили. Я имею в виду, мой плащ накрылся.
Но сейчас он был на мне, и выглядел, как новенький.
Что действительно, действительно меня поразило.
Я был мёртв.
Я был мёртв.
Чикаго, Белый Совет, мои враги, мои друзья, моя дочь... всё это ушло. Устарело. И я не имел никакого понятия о том, что со мной будет дальше. Такое ощущение, что комната начала вращаться. Ноги задрожали. Я сел на стул, стоящий напротив Джека.
Я ощутил его спокойное внимание и через мгновение он тихо сказал:
— Сынок, это происходит со всеми нами. Это трудно принять, но ты должен расслабиться и сосредоточиться, иначе я ничем тебе не помогу.
Я сделал несколько глубоких вдохов с закрытыми глазами — и впервые заметил, как невероятно я себя чувствую физически. Я ощущал себя, как ребёнок — полным энергии и необходимости потратить её на что-нибудь приятное. Мои конечности были сильнее, быстрее, легче.
Я посмотрел на свою левую руку и увидел, что на ней больше нет шрамов от ожогов, полученных несколько лет назад. Она была целой, как будто я никогда их не имел.
Я применил логику и понял, что на самом деле не чувствую себя столь невероятно — просто исчез целый список травм и ранений. Давно затянувшийся, застарелый шрам на правом предплечье, полученный, когда я чистил рыбу, пойманную мной и дедушкой, тоже пропал.
Постоянная, медленно растущая ноющая боль пропала. Это имело смысл, ведь и тела больше не было.
Боль ушла.
Я провёл по лицу рукой и сказал:
— Извините. Слишком много за один раз.
Улыбка появилась снова.
— Ха. Просто подожди.
Я почувствовал раздражение от его интонаций. Это было нечто, что позволяло удержаться, так что я упёрся своими метафорическими пятками и заставил комнату перестать вертеться.
— Так кто же вы? — спросил я. — И как можете мне помочь?
— Если хочешь меня как-то называть, называй меня капитан. Или Джек.
— Или Воробей? — поинтересовался я.
Джек посмотрел на меня взглядом копа, выражающим расплывчатый намёк на неодобрение. Он потянулся через стол и придвинул папку с документами к учётной книге, лежащей перед ним. Потом открыл и просмотрел её содержимое.
— Послушай, парень, ты тут застрял. И никуда не уйдёшь, пока мы не разберёмся с этим несоответствием.
— Почему?
— Потому что то, что дальше — не для трусов или нытиков, скулящих о том, как всё несправедливо, — откровенно высказался Джек. — Так что мы должны разобраться, как ты в это вляпался. Только тогда ты сможешь двигаться дальше.
Я представил, как застряну в городе-пустышке снаружи и вздрогнул.
— Ладно. И как мы это исправим?
— Ты вернёшься, — сказал Джек, — и поймаешь ту сволочь, что уделала тебя.
— Назад? — сказал я. — Назад на ...
— На Землю, да, — сказал Джек. — В Чикаго.
Он закрыл папку и бросил в ящик исходящей документации.
— Ты должен выяснить, кто убил тебя.
Я выгнул бровь.
— Ты шутишь.
Он посмотрел на меня, весёлости в нём было, как в горной скале.
Я закатил глаза.
— Ты предлагаешь мне расследовать мою собственную смерть?
Он пожал плечами.
— Ну, если хочешь работёнку прямо здесь, это тоже можно устроить.
— Ох, — сказал я, снова вздрогнув. — Нет.
— Отлично, — сказал он. — Есть вопросы?
— М-м, — сказал я. — Что ты имел в виду, когда говорил, что отправишь меня назад? В смысле... назад в моё тело или? ...
— Не-а, — сказал он. — Не прокатит. Это так не работает. Ты вернёшься, как есть.
Я мрачно глянул на него, потом на себя.
— Как дух, — сказал я.
Он развёл руками, как будто я только что понял некую огромную и весомую истину.
— Не шляйся до рассвета. Берегись порогов. Ты знаешь правила.
— Ага, — с тревогой сказал я. — Но без моего тела...
— Никакой особой магии. Большинство людей тебя не видят и не слышат. Нельзя ничего коснуться.
Я уставился на него.
— Как я смогу хоть что-то найти таким образом? — спросил я.
Джек всплеснул руками.
— Парень, я не пишу законы. Я слежу, чтобы они соблюдались. — Он покосился на меня. — Кроме того, я думал, что ты детектив.
Я сжал челюсти и уставился на него. Мой взгляд неплох, но его он не впечатлил. Я медленно выдохнул и сказал:
— Расследовать моё собственное убийство.
Он кивнул.
Ярость поднялась из моей груди и проникла в голос.
— Полагаю, того, что я провёл всю свою взрослую жизнь, пытаясь помочь людям и защитить их, мало. Нужно сделать что-то ещё, чтобы отправиться на встречу со святым Петром.
Джек пожал плечами.
— Не будь так уверен в этом. Судя по твоим записям, сынок, ты легко мог оказаться на южном поезде.
— Чёрт, — сплюнул я. — Знаешь, что такое ад, капитан Воробей? Ад — это смотреть на свою дочь и знать, что ты никогда не сможешь коснуться её снова. Никогда не заговоришь с ней. Никогда не поможешь ей или не защитишь её. Подайте сюда огненное озеро. Невелика разница.
— На самом деле, — спокойно произнёс Джек, — я знаю, что такое ад. Ты не единственный мертвец с дочкой, Дрезден.
Я опустился обратно в кресло, хмуро глядя на него, а затем перевел взгляд на простенький пейзаж, висящий на стене.
— Если это имеет какое-либо значение, — сказал Джек, — то три человека, которых ты любишь, могут пострадать. Если, конечно, ты не найдёшь убийцу раньше.
— Что ты имеешь в виду под «пострадать»? — осведомился я.