Страница 7 из 49
Прочитав это заключение, я чуть усмехнулся, мое чёрное отражение на экране монитора усмехнулось мне в ответ. Это не маньяк, а просто портрет «супермена» сбежавшего из дурдома, этакая смесь героя из киношного боевика и мага из книжки в стиле фэнтази. Хотя надо отдать этим специалистам должное, кто именно может быть этим маньяком они определили. А если всё сопоставить то за некоторыми, но весьма значительными исключениями, это просто мой портрет. Можно даже посочувствовать майору, нашёл во мне почти идеального кандидата на роль преступника, взял его, приступил к допросу, а тут раз и выстрел снайпера, да еще в то время когда я у него кабинете сидел. Неувязочка вышла господин майор. Но не в том, что я в момент выстрела сидел на стуле с жестяным инвентарным номером, а в том, что нет у меня желания переустраивать этот мир, я знаю, это бесполезно. Тут снайперская винтовка не поможет.
Кстати насчет винтовки, что там баллисты пишут?
Внимательно изучил грамотное полное специальных терминов и расчетов заключение экспертов. В сухом остатке вышло: Преступник стрелял из трехлинейной винтовки образца 1891/1930 гг. с самодельным глушителем. т. к. использование глушителя в оружие такого типа не предусмотрено, то винтовка частично модернизирована. Пуля самодельная, разрывная, порох в патроне использовался бездымный из тех марок, что продаются в оружейных (охотничьих) магазинах. Следовательно, патроны для оружия преступник сделал самостоятельно, взяв за основу унитарный винтовочный патрон 7,62в54 мм. Дистанция с которой стрелял преступник с учетом использования глушителя не превышает сто пятьдесят — двести метров.
Тоже загвоздка, и не одна. Винтовок и карабинов образца 1891/1930 гг. в стране полно, небольшая их часть в качестве зарегистрированного охотничьего оружие находится на руках у населения, остальные хранятся на складах, причем не только на складах государственных структур, но и бывших, давно распущенных служб ВОХР. Достать такую винтовку при минимальном желании не трудно, и не одну. У меня самого такая винтовка есть, хоть и намеренно приведенная в негодное состояние, но когда я ее приобретал, из этой винтовочки можно было стрелять. Ассоциативно вспомнил как сам стрелял из трехлинейной винтовки. Это был снайперский вариант «мосинки», нам в часть их прислали по принципу «на тебе боже, что нам не гоже». Комбриг в штабе армии устроил нешуточный скандал и оружие образца 1891/1930 нам быстро заменили на СВД, но и «мосинки» забирать назад не стали. Валялись они у нас в роте беспризорные, никому не нужные, но все равно заботливо смазанные, оружие есть оружие и за ним надо следить и ухаживать. Я иногда стрелял из них, так больше для интереса и тренировки глазомера. Бой очень хороший, а вот остальное… тяжела, неудобна, оптика снайперского прицела слабая, в общем, для современного маневренного боя совершенно не подходит. А вот если её использовать из засады и только для одного выстрела, то вполне и ничего. Но… и весьма существенное, «но», винтовку надо принести на место засады, а потом незаметно вынести с места преступления. С таким громоздким оружием как трехлинейная винтовка это практически невозможно. А все опрошенные свидетели утверждают: никто не двигался с продолговатым предметом, или футляром. Или они просто не видели? При выстреле, тем более бесшумном, мало кто оглядывается по сторонам, все смотрят на жертву.
Ладно, что там еще есть? Все версии за исключением «маньяка — одиночки» отпали. Сначала проверяли всех, кто подходил под описание данное психологами. Не нашли. Потом опера проверили всех снайперов состоящих на учете, нет. Проверили все возможные религиозные и социальные с экстремистским душком сообщества, подходящей кандидатуры для дальнейшей разработки не нашли. Для «очистки совести» проверили лиц стоящих на психоневрологическом учете, опять ничего. Допросили всех потерпевших от действий убитых, опять мимо. Специалисты искали след маньяка в интернете, но… без толку. Вывод? А вот вывод сделать никто не захотел, по крайней мере письменно, устно вполне возможно, а так только бумажки с планом дальнейших оперативно — следственных действий. Пустых действий. К поимке маньяка они не приведут. Все дело в том, что снайпером может быть любой, кого система ломала и не смогла окончательно сломать, т. е. кто угодно.
Изучив все документы, я тупо смотрю в мерцающий экран монитора и думаю. Думаю обо всём. О снайпере к которому не испытываю ненависти. О девушке Даше которая ждет моей помощи, о ее отце который искусством врача каждый день спасает людей. О себе, о смысле и бессмыслице жизни, и опять о снайпере. Он готов сделать следующий выстрел, я это знаю. Он уже окончательно выбрал свой путь, он это пуля которую не остановить, можно только уклониться и спрятаться за укрытием или убить его раньше чем он убьет очередную жертву. Я думал обо всём этом до утра. Злобы и ожесточения не было, только сосредоточенность и готовность к выстрелу. Следующему выстрелу, моему выстрелу.
На рассвете звонок у входной двери. Прежде чем открыть, смотрю в глазок. Это ещё не смерть за мной пришла, в коридоре у порога моей квартиры переминаясь с ноги на ногу стоял расстрига. Здравствуй капитан. Чего в такую рань припёрся? Молчишь? Ну проходи, раз пришел. Только без душещипательных разговоров, ладно?
На давно требующей ремонта кухоньке, сидя за столом на расшатанных табуретках, пьем крепкий чай с янтарно-цветным майским медом. Мед, капитан Кольцов свой принес, у него пасека. Когда с монастыря ушёл, он занялся пчелами. Ульи, рядом огородик, у притока речки стоит деревянный сруб дома, во дворе банька «по черному». Благодать. Тоже мне отшельник, а сам просто фермер расстрига, бляха муха. Ему осталось только кредит в банке взять, коров купить, а к ним хозяйку для дойки и прочих удобств завести.
— Помнишь, один раз ты говорил, что являешься убежденным противником смертной казни, почему можно узнать? — задав вопрос, и оставив недопитую чашку с чаем, Андрей Кольцов посмотрел не на меня, а в немытое окно на кухне. За стеклом хмурый, мутный, холодный рассвет.
С моей биографией и профессией, это более чем странно, но я действительно убежденный противник применения смертной казни. И не потому, что я пацифист — это не так, да и религиозен я более чем умеренно, чтобы приводить довод о божественной ценности человеческой жизни и уж тем более мне не жаль убийц и насильников. Причина в другом и для меня это более чем веская причина и я вслух отвечаю на вопрос, о котором много думал:
— Даже при самой развитой правовой системе, даже при самом квалифицированном и неподкупном суде, всегда существует возможность судебной ошибки. Роковое стечение обстоятельств, неправильное толкование досудебных следственных материалов, предвзятость следователя, судьи, эмоциональный настрой присяжных заседателей, ошибка свидетеля или эксперта. И все, смертная казнь. Знаешь сколько казнили невинных? Только известная мировая статистика тысячи таких случаев насчитывает. Потом всё выясняется, но невинно убиенного с того света уже не вернуть. Нет, если человека неверно осудили, у него должен остаться шанс на справедливость. Понимаешь, шанс, а не пуля в затылке. А уж про наши суды и говорить нечего… могут приговоры на основе таких доказательств вынести, что хоть плачь, хоть смейся, а хоть и лбом о стол бейся. А так хоть по приговору людей убивать не будут и на том спасибо.
— Ясно, — кивнул Андрей и отвернувшись от окна пристально посмотрел на меня, — А о нашем снайпере, что скажешь?
— Это маньяк, — сухо сказал я, — чем бы он не руководствовался, нельзя быть в одном лице, следователем, судьей и палачом, слишком велика цена ошибки.
— Вот как? — удивленно поднял светлые брови расстрига, — странно это именно от тебя слышать. А недавно ты меня вроде как упрекнул, что я не уничтожил и отпустил другого снайпера, того кто потом убивал моих солдат.
— Тогда была война, — заметно поморщился я, — а еще я знаю, что произошло с тем убийцей. Рассказать?