Страница 9 из 58
Преданность
Старая, добрая, тихо-ворчливая, Голову клонит, не выпрямит плеч, Стонет, кряхтит, — не уступит, ревнивая, Права трудиться, журить и беречь. Щеки и лоб все изрыты морщинами: Ночи бессонные, черные дни; — Чуждой тревогой, чужими кручинами Верное сердце томили они. Вспомнит ли прошлое — дети любимые, Дети чужие глядят на нее, Плачут, смеются, болеют родимые, Шепчут про горе иль счастье свое. Им отдала она дни беззаботные Только однажды цветущей весны, Жизни безропотной годы бессчетные, Женскую ласку и девичьи сны. Им отдала бы и старость недужную, Угол насиженный в доме чужом, Жизнь для живых и умерших ненужную, Больше чем жизнь свою — мысль о былом. Ходит — плетется, привычками связана, — Руки ласкают и губы ворчат, — Точно хранить и поныне обязана Бабушка дочку иль малых внучат.Самоотверженность
В белой косынке, в переднике белом, С нежностью скорбною в светлых очах, Зовам телесности чуждая телом, Тихо врачует страдающий прах. Счастья земного лучи и напевы Стойкое сердце не могут увлечь. Пусть, соблазняясь, терзаются девы, — То, что не ценно, не трудно сберечь. Все, что случайно даровано было, С чем беспричинно связал ее рок, Вырвала с корнем — и руки раскрыла, В бездну свергая увядший цветок. Светлой тропою незримой свободы Молча идет, не сбиваясь с пути, Там, где бесцельно теснятся народы, Там, где владыки не в силах пройти. Жизнь отдала она горю чужому, Чуждым страданиям жаждет помочь. Бледная, белая, светит больному Точно звезда, прояснившая ночь.Спесь
Телом огромным движений не делая, Точно по суше плывет, Медленно движется баба дебелая, Выпятив грудь и живот. Щеки отвисли мешками мясистыми, Нос — как изогнутый нож. Щурится глаз под бровями пушистыми, Стан на колоду похож. Вся, как икона, камнями увешана; В бархате вся и шелках; Властью хмельна, на почете помешана, Любит лишь зависть и страх. Сладко ей женщин унизить нарядами, Блеском камней ослепить; Гордым презрением, дерзкими взглядами Встречных, как челядь, дарить. Важно идет она улицей людною: «Эй, расступайся, народ!» Горе тому, кто мечтой безрассудною Пьян, без поклона пройдет; Честь ей и место: пусть каждый сторонится… Если ж прохожий знатней, Съежится барыня, низко поклонится, Точно он властен над ней.Гордость
Она восседает на кресле точеном, К подножью ступени ведут; Стоят по ступеням пажи; перед троном Сановники знатные ждут. Рассеянным взглядом дарит их царица, Встречает небрежным кивком. Придворных притворно-умильные лица, Склоняясь, проходят гуськом. Со шляпами руки в поклоне застыли, Привычная гнется спина; И пудры вельможной, и солнечной пыли Высокая зала полна. Топорщится-блещет шитье золотое, Звезда на груди — как фонарь. Но знатная челядь — лишь стадо людское, А стадо — безликая тварь. И выпрямив стройную, нежную шею, Головку откинув, — она С досадою шепчет: «Я властью своею В неволю рабам отдана; Царить над рабами царя недостойно, Царить над царями хочу». И тонкую руку подъемлет спокойно, Без слов разгоняя толпу; И тихо идет по пустынным чертогам В венце золотистых лучей, И грезит, забывшись, что встретилась с Богом, — И Бог преклонился пред ней.Храбрость
Подобран и стянут хитон ее белый, Острижены кудри и выжжена грудь, Чтоб лук тугострунный и мечущий стрелы Она без помехи могла натянуть. И руки, и ноги она обнажила, Схватила секиру и вскинула щит, Для боя, где силой измерится сила, Для быстрой погони, коль враг побежит. Как сталь, закалился для тяжкой работы Приземистый, крепкий, но женственный стан; И в жути смертельной борьбы иль охоты Чужды ей и жалость, и робкий обман. И светел, и ясен, и властно-спокоен Очей немигающих вдумчивый взор; И — дева иль мать — пред врагом она — воин И верный соратник для верных сестер. В борьбе и ловитве не ищет забавы, Но дело свершает и долгу верна; Чуждается рабства, гнушается славы И подвиг ненужный отвергнет она. Бестрепетным духом опасность измерит, Осудит бездумный и дикий порыв, И трезвым расчетам свершенье доверит, Пред смертью и солнцем очей не склонив.