Знак убийцы

— Все каналы информации ведут в Рим, Питер. В данном случае они стали для нас ценной помощью.

— Что вы хотите сказать?

— Ив Матиоле близок к одной евангелистской церкви, к храму Клер-Вуа. Эта церковь славится своими тесными связями с самыми ярыми приверженцами традиций, с протестантскими кругами, а именно с американскими.

— Of course! В восьмидесятом году Остинский университет находился в центре многих научных споров. Там некоторые ученые тоже решили оспорить в суде правомерность преподавания эволюционных теорий.

— Верно. Смута продлилась несколько лет, пока Верховный суд не вынес решение в пользу сторонников Дарвина. Но я обнаружил другое. И это наверняка вас заинтересует. — Отец Маньяни порылся в своих бумагах — в тех, что он уже разобрал, — и протянул Осмонду листок. — Взгляните, кого я отыскал среди бывших учеников Матиоле в Остине.

Осмонд застыл от удивления.

Леопольдина в последний раз оглядела свою прическу и макияж в зеркале туалетной комнаты библиотеки. И с непринужденным видом легким шагом направилась к выходу.

Погода была прекрасная, словно лето не хотело сдавать позиции, и она была так счастлива, когда Алекс, увидев ее в то утро, сказал: «О, да ты влюблена!» И правда, она не могла этого скрыть, снова и снова вспоминая те поцелуи, те ласки, потом ту романтическую прогулку по улицам Парижа до самого мыса острова Сен-Луи, игру огней в Сене. Он проводил ее до дома и, как галантный кавалер, ничего не потребовал большего. Неужели Леопольдина отказала бы ему, но ей хотелось, чтобы их сближение проходило не так стремительно. У них есть время узнать друг друга. Это только обострит их желание.

Сославшись на срочную работу, она отлучилась. Прошла через галерею эволюции, где уже толпилось много туристов, и, войдя в величественное здание, взяла направо, туда, где располагалась администрация. В конце коридора она увидела бронзовую табличку: «Главный хранитель». Глубоко вздохнув, она постучалась.

С колотящимся сердцем Леопольдина вошла в кабинет. Иоганн Кирхер сидел за письменным столом с прозрачной столешницей, покоящейся на искусно изогнутых спиралью металлических трубах. Справа — шкафы с книгами, все — по истории наук, слева — полки, где чучело рыси соседствовало с аметистом самой чистой воды и маской аборигена. Здесь гармонично соседствовали дерево и сталь, искусство и наука, создавая ощущение порядка, ясности и уравновешенности.

Иоганн Кирхер поднял глаза от книги и холодно спросил ее:

— Чем могу служить вам, мадемуазель?

Она была обескуражена. Она-то вообразила себе такое… Тридцать шесть возможных сцен после того, что произошло в галерее минералогии… Но только не это замкнутое лицо, не этот холодный взгляд…

— Э-э… Я… я хотела сказать вам…

— Я вас слушаю.

Растерявшись от холодности Кирхера. Леопольдина приняла деловой тон и спешно придумала:

— Да, я хотела… я хотела спросить вас… о том чемодане, вы помните, я говорила вам о нем в хранилище…

Иоганн Кирхер не спеша поднялся, подошел к окну и погрузился в созерцание Ботанического сада.

— И что?

— Я хотела узнать, нашли ли вы его… Потому что я изучаю документы, которые сопровождали его, и…

— И?

— Я почти убеждена, что этот чемодан принадлежал Тейяру де Шардену. Или был предназначен для него… В общем, что он имеет отношение… к нему.

Леопольдина мягким шагом подошла к окну. И так как он никак на это не отреагировал, она решилась положить руку на его предплечье.

Кирхер вздрогнул и отстранился. Опешив, она посмотрела на него:

— Что я вам сделала?

— Ничего, — сказал Кирхер с высокомерным видом. — Вы не сделали мне абсолютно ничего.

— Но вчера вечером…

— Вчерашний день принадлежит прошлому. И не будем больше вспоминать о нем.

Леопольдина почувствовала, как у нее подкашиваются ноги.

— Но… это мне приснилось?

Кирхер уставился на какую-то точку на горизонте.

— Послушайте… То были особые обстоятельства, я был в своего рода экзальтации. Может, из-за этих алмазов вокруг нас… Не знаю, что на меня нашло. Сожалею, но я предпочел бы, чтобы мы придерживались отношений чисто профессиональных.

Он повернулся к ней. На короткое мгновение Леопольдине показалось, что Кирхер произнес эти слова с горечью, но быстро овладел собой.

— А теперь извините, но у меня очень важное совещание со службой безопасности. Если я что-нибудь узнаю об этом чемодане, поставлю вас в известность. Спасибо, мадемуазель.

Не веря, Леопольдина молча смотрела на него. Она никак не ожидала такого хамства со стороны мужчины, который старался поддерживать имидж человека безупречного.

Она бросилась вон из кабинета, хлопнув дверью.

Питер Осмонд чувствовал себя превосходно. Немного устал, конечно, после довольно короткой ночи, но ничего. Он сумел устоять перед предложением Лоранс, которая была как никогда нежна, остаться у нее и проспать все утро. Ему не была неприятна эта игра в продолжение их отношений, но он не хотел рисковать, продлевая эту двусмысленную ситуацию. Главное его дело — вести расследование. Но этот эпизод уверил его в силе его привлекательности, что всегда приятно даже для ученого, поглощенного умственным трудом.

Вот почему он бодрым шагом прошел по улице Лежандр вдоль безликих строений Семнадцатого округа. Прошел мимо очаровательной церкви и маленькой, усаженной редкими деревьями площади перед ней и, пройдя еще метров сто, добрался наконец до дома номер 23. Высокий белый фасад одноэтажного дома, никаких табличек. Он толкнул грубую деревянную дверь и оказался в просторной комнате, явно недавно перекрашенной в белый цвет. Перед рядом строгих дубовых скамей стоял стол. Ни распятия, ни малейших признаков хоть каких-то религиозных атрибутов. Слева на вставленной в раму доске надпись большими черными буквами гласила: «Евангелистская церковь Клер-Вуа». Осмонд подошел и прочел там различные объявления:

15 сентября, в 20 часов. Конференция: Библия: история в толковании Мартина Уистлера.

17 сентября, в 20 часов. Встреча с Иеронимом Паппом, автором книги «Научная этика и вера».

18 сентября, в 13 часов. Обсуждение темы «Сексуальная мораль в XXI веке».

Фундаменталисты всегда прятались под весьма неопределенными названиями, чтобы легче было обманывать случайных докучливых посетителей. Они понимали, что прямая конфронтация разоблачит их непримиримое сектантство, и поэтому старались замаскироваться.

Стукнула дверь, отозвавшись эхом. Мужчина лет пятидесяти в темном костюме, с проседью, вошел через боковой вход. Он больше походил на бизнесмена, чем на пастора. И раньше еще Питер Осмонд знал, что одежда такого типа проповедников всегда продумана до мелочей, чтобы создавать впечатление респектабельности. У него не было ни малейшего желания вступать в философскую дискуссию с вошедшим. Он вышел из храма и быстрым шагом направился в сторону позолоченной ограды парка Монсо.

С поникшей головой Леопольдина сидела на скамье в зверинце. Рядом с ней метал громы и молнии Алекс;

— И он посмел сделать это? Он тебя соблазняет, а назавтра отшвыривает, словно драный носок? Но я набью ему морду, этому подлецу!

Было ясно, что Алекс готов был исполнить свою угрозу. Он не мог допустить мысли, что кто-то может играть с чувствами его приятельницы. И тот факт, что речь шла о главном хранителе «Мюзеума», не имел никакого значения. Так же, как и разница сантиметров в шестьдесят в росте. Верность он ставил превыше всего, а такое поведение в его глазах было самым страшным оскорблением. И потом, недавнее знакомство Алекса с прессой создало ему славу борца за справедливость. Во всяком случае, в его собственных глазах.

— Но за кого он себя принимает, этот парень?

— Этой моя вина, — сказала Леопольдина, — я не должна была верить ему. Я наивна.

— Ну и что?! — воскликнул Алекс в ярости. — Этот господин имеет какую-то власть и возомнил, что ему все дозволено! Я научу его вежливости, да, ты увидишь!