Крылья Тура

– Исходя из сложившейся обстановки… – продолжил свой обзор майор. Я задумался, припоминая, как будут развиваться события, и почти перестал его слушать. Вроде после начала нашего контрнаступления должно стать немножко полегче. Немцы сократят свою авиагруппу в котле, на аэродромах останется что-то около 100 истребителей, прикрывающих попытку Геринга наладить воздушный мост для переброски окруженным фашистским войскам необходимых грузов. Ну а наши быстренько научатся жечь немецкие транспортники. Да, еще в ноябре в войска поступят новые истребители – «Як-1б». Вот повезет кому-то на них летать! Очень хороший аппарат. На нем можно и с «F-4», и с «G-2» крутиться. Это уже другая песня пойдет. Погодите, гады! Придет, уже скоро придет наше время! Будет и на нашей улице праздник, так, что ли, скажет товарищ Сталин на ноябрьском торжественном собрании?

– …капитана Россохватского и лейтенанта Туровцева…

Стоп! Это еще что? Что я прослушал?

– …Это недопустимо, товарищи! Почему командование полка не выполняет требование инструкции о ежемесячной смене позывных для летчиков? Почему в качестве позывных используются слоги и слова, раскрывающие настоящие фамилии летного состава?

– О чем это он? – шепнул я, склонившись к уху комэска.

– Да нас песочит за позывные. Говорит, из допросов сбитых фашистов и радиоперехватов их болтовни в воздухе установлено, что немцы нас с тобой теперь знают как облупленных.

– Эт-то есть хорошо! Пусть боятся, гады! – удовлетворенно улыбаясь, откинулся на стенку землянки я.

– Зря вы так улыбаетесь, товарищ лейтенант! – сурово посмотрел на меня бравый разведмайор. – Абсолютно зря! Есть данные, что вашему полку немцы готовят какую-то подлость, расквитаться хотят. В том числе – и персонально с вами. Что вы на это скажете?

Я встал и с вызовом уставился на начальство.

– А что они мне сделают, товарищ майор? Мне и летать-то не на чем, самолета у меня нет! А на земле они меня не достанут! А был бы у меня истребитель, я бы на нем еще и картинку какую нарисовал, чтобы знали, сволочи, с кем дерутся. Не пристало нам их бояться, теперь пусть боятся нас!

– Как это нет? – обернулся подполковник к нашему комполка. – Это надо поправить! Летчик молодой, активный. Ему летать и летать. Да и результаты у него хорошие. Двух асов уже сбил.

– Вот что, Туровцев, – хлопнул замкомандира дивизии ладонью по столу, – будет у тебя самолет. «Як-1б» – слышал? Нам сорок машин для войсковых испытаний перегнали, так и быть – выделю и вам.

– Нам восемь машин нужно, – тут же подсуетился комполка.

– Хорошо! Получишь восемь. За проведенный бой – получишь, заслужил!

– А картинку можно нарисовать, товарищ подполковник? – Это уже я подсуетился.

Подпол захохотал:

– Рисуй, уговорил, лейтенант! Можно и картинку, но лучше – почаще звездочки на борту рисуй! Так оно вернее будет…

Вот так! Праздник пришел и в наш кишлак. Мне дали самолет! Да еще какой – «Як-1б». Сразу по завершении визита начальства из дивизии комполка снова собрал комэсков и командиров звеньев.

– Товарищи командиры! Благодаря несдержанному на язык и нахальному перед начальством лейтенанту Туровцеву мы получили новую технику. Это как нельзя кстати. Как будем распределять? Ваши предложения? Давай, Туровцев, ты эту кашу заварил – тебе и расхлебывать. Начинай.

– Товарищ майор! Я уверен, что новые машины должны дать новые, более высокие боевые результаты. Нельзя их размазывать по эскадрильям. Может, сформировать какую-то группу? Из опытных летчиков и хороших стрелков? Так, на мой взгляд, мы можем добиться большего.

– Комэски, что скажете?

– В предложении лейтенанта Туровцева что-то есть, товарищ майор. Но с нашей численностью по штату… какую особую группу мы сможем организовать? Этот вопрос надо решать на уровне дивизии. Создать, например, особую эскадрилью из летчиков двух-трех полков да посадить ее поближе к городу, как бы в засаду. Машины, конечно, должны быть с рациями. И по наведению с земли вылетать на перехват бомбардировщиков. Или «мессеров» гонять, если они на наших навалятся.

– Можно курить, товарищи, – задумчиво проговорил майор, доставая пачку «Беломора». – Давайте-ка все еще раз прикинем. А не ослабим ли мы этим полк?

В общем, после долгих пересудов приняли такое решение. Насчет сводной группы или эскадрильи – переговорить в дивизии, предложение интересное, что-то за ним просматривается. В полку же провести временную рокировку – перевести в 1-ю эскадрилью капитана Россохватского двух опытных летчиков из 2-й эскадрильи и создать усиленное звено. Командовать звеном после некоторых сомнений и колебаний поручили мне. Я, было, заявил самоотвод, но комполка и слушать не стал. Ты, мол, подготовленный, теоретически грамотный, вошебойку только что прошел – тебе и карты в руки.

– Счастливчик ты, Виктор! – подмигнул мне комиссар.

Я же особой радости не испытывал. Ответственность уж больно большая, и сопротивление со стороны старичков будет. Я это задницей чувствовал. Не всем были по душе мои новации, не всем…

А потом был праздник. Утром в полк позвонили и по секрету сказали, что вечером у нас будут гости, так что боевая готовность у полка с 16.00 снимается. Командир взвился вихрем, забегали начальники служб, загремела посудой столовка. Полк начал готовиться к приему начальства. Должен был приехать командующий воздушной армией – вручать ордена, заслуженные за бои над Сталинградом, и те награды, которые полк заработал еще на Калининском фронте.

Что тут говорить! О себе я, кстати, не говорю – сам я на эту суматоху смотрел с некоторым снисхождением. Ну не было у меня пиетета перед наградами! Вот красной нашивкой за ранение я искренне гордился. Но народ ждал свои знаки отличия с настоящим чувством. И они их действительно заслужили. Да и на самом деле – быть отмеченным медалью или даже орденом было сейчас, в тяжелейшие дни обороны Сталинграда, во время, когда фашистская военная машина еще нас ломит… скажем честно, положа руку на сердце – пока это еще так, но – ПОКА! Так вот, получить сейчас орден или даже медаль – это, конечно, почетно! Ордена сейчас были в цене. За ними был подвиг и кровь, и доставались они нелегко.

Так что радость наполнила и мое суровое сердце. Особенно когда нам сказали бежать на вещевой склад и получать новенькую форму, чтобы выйти на глаза начальству настоящими орлами. Под это дело я вырвал себе голубые петлицы и красные кубики и пришил их, невзирая ни на какие требования ходить с полевыми знаками различия. Это у меня не полевая форма, это – парадная!

Но командующий воздушной армией генерал-майор Хрюкин не приехал. Наверное, в преддверии подготовки к контрнаступлению у него были и другие, более важные дела. Награды начищенным, наглаженным и отмытым ребятам вручал член Военного совета генерал… забыл. Забыл я его фамилию. Да это и не важно.

А так – все было очень торжественно. За генералом суетились штабные, подавали ему коробочки с орденами и документы. Наш полковой самопальный оркестрик вразнобой дудел туш, красные от волнения и духоты ребята выходили, получали награды, обещали служить трудовому народу и спешили на свое место, чтобы побыстрей открыть эти коробочки и привинтить долгожданную награду на грудь. Несколько человек, в том числе и я, выходили за наградами дважды – кроме орденов нам вручили еще медали за работу на Калининском фронте. Что мне понравилось, наградили и несколько человек из «темной силы». Это было абсолютно правильно – технари очень многое делали для боеготовности полка.

Я же опозорился. После вручения мне ордена я не нашел ничего лучше, как сказать генералу: «Спасибо», а не рявкнуть как полагается: «Служу трудовому народу!» Генерал недовольно посмотрел на меня, на мои голубые петлицы с красными кубиками, потом улыбнулся и вежливо ответил: «Пожалуйста!» Правда, когда меня вызвали во второй раз, все прошло гладко, в соответствии с требованиями устава. Так, пожалуй, и привыкну. А когда начали говорить «Служу Советскому Союзу»? Не помню… Ну, ничего – подскажут! А скоро вообще погоны введут. Правда, золотые, с голубым просветом, наверное, и не найти, защитного цвета будут наверняка.