Страница 152 из 174
Желтый «рафик» с синей полосой на кузове вынырнул из дождя и начал тормозить, наполнив все вокруг отчаянным визгом. Шел он с хорошей скоростью, и метрах в пятнадцати от машины его начало уводить вправо. Чтобы не задеть «Волгу», водитель вывернул влево, и автобус, развернувшись поперек дороги, остановился. Открылась задняя дверка, и на асфальт тяжело спрыгнул следователь прокуратуры Марущенко. Появились практикант, Бежан и Емелин. Последним с чемоданчиком в руках аккуратно спустился Камоликов.
Зенич вышел из машины, сделал несколько шагов и очутился лицом к лицу с приезжими. В глазах у них он увидел растерянность. «На причале мы были все вместе, — подумал он, — и вот теперь опять вместе, и повод тот же. Многовато даже для таких ребят. Камоликов всю войну прошел хирургом в полевом госпитале. Бежан помоложе, но тоже повидал достаточно, да и следователь, похоже, не новичок. Многовато даже для них. А молодым каково — практиканту и Емелину?»
— Время позднее, — строго сказал он им. — Судя по погоде и по тому, сколько времени прошло с момента убийства, улик, по-видимому, никаких. Прошу всех работать быстро и предельно внимательно. Вы, Василий Сергеевич, — обратился капитан к Камоликову, — займитесь трупом. Он в плавнях, по ту сторону шоссе, рядом с деревом, вы увидите. С «рафика» мы вам посветим.
— Я пойду тоже, — сказал следователь.
— Да, конечно.
Следователь с Камоликовым ушли.
— Слушай, может, это не Цырина работа, а? — сказал Бежан.
— Его. Место шофер указал точно.
— А убит кто? Пограничник?
— Очевидно.
— Но мотивы? Какие у Цырина были мотивы? — воскликнул Емелин.
— Если б знать, — вздохнул капитан. — Вопрос всем. Почему убийца раздел труп?
— Убийство совершено с целью ограбления, — мгновенно отреагировал Емелин.
— Или для того, чтобы спрятать одежду, если она может что-нибудь поведать о личности убитого, — сам и ответил Зенич. — Как думаете, мундир — это заметно?
— Заметно, — согласился Бежан. — Но и тащить его за собой в город не резон.
«Или все наоборот», — сказал себе капитан.
— Наши мнения совпали, — сказал он им. — Берите втроем мою машину и попробуйте поискать.
— Где и что? — спросил Бежан.
— Мундир и чемодан. На тридцать шестом километре, там, где он бросил автобус.
— А здесь?
— Здесь я смотрел.
— Мы поехали, — сказал Бежан. — Вдруг что-нибудь…
— Только на это «вдруг» и можно рассчитывать. Они уехали. Капитан остался на дороге.
«Только бы они ничего не нашли, — думал Зенич. — Только бы там действительно ничего не было. Если они найдут мундир, я отказываюсь что-либо понимать. Пограничник, тридцать восьмой километр, катастрофа — все это как-то связано, и докопаться до истины мы сможем, только распутавшись с автобусом. Возможно, заговорит кассирша. Возможно, раскроется Вул. Но во-первых, не гарантированы степень их осведомленности и искренности. А во-вторых, и это главное, ни Вула ни Литвиновой не было сегодня ночью здесь, на тридцать восьмом километре.
Что связало Цырина с пограничником в этот трагический узел? Почти сто километров они ехали вдвоем. Сидели рядом и говорили. О чем?
Может, этот парень стал невольным свидетелем каких-либо дел Цырина днем пятнадцатого? Сомнительно. Он не откладывал бы свои объяснения с шофером до тридцать восьмого километра. Заподозрил что-нибудь? Не мог Цырин проговориться. Но тогда версия о том, что шофер устранил пограничника, как свидетеля, разваливается еще не выстроенная. А мундир?
Поищем еще. Пограничник выглядел отпускником. Был веселым и разговорчивым. Был с чемоданом. Чемодан этот в автобусе не нашли, зато он фигурирует во всех свидетельских показаниях о Цырине на всем пути его от дома до причала. Чемодан — такая же улика, как и мундир. И как и от мундира, от него надо было избавляться. Пока все логично. Допустим, он положил мундир в чемодан. Но тогда почему же всюду таскал чемодан с собой? Почему взял на лодку? Почему потом чемодан исчез с лодки? Что было в этом чертовом чемодане?
Деньги? Нет, не деньги. Они перевезли их сразу и хранили в двух канистрах.
Значит, мундир. Но зачем Цырину мундир?
Представь, что ты солдат и едешь в отпуск, — сказал себе капитан. — Тебе нетрудно это представить. Ты не так давно был солдатом и прекрасно все вспомнишь. По пути ты ведь встречался с кем-то, что-то рассказывал. Что?
Вот что. Ты рассказывал своим попутчикам все про себя. И о том, кто ты. И куда едешь. И откуда. В такие минуты тебя мог расколоть каждый, кому это было нужно. Счастье твое, что никому это не было нужно.
А Цырину это было нужно? И ему не нужно! Вы проговорили всю дорогу. А потом он тебя убил. Почему он тебя убил? Что такого ты ему сказал? Что ты солдат и едешь домой, быть может, за тысячи километров отсюда?
Тысячи километров… Тысячи километров… Тысячи километров…
Вспомни, что сказал Мытарев во время вашего самого первого разговора сегодня. Он сказал что-то такое, что сейчас было бы очень кстати.
Какую-то эти подлецы видели дополнительную гарантию собственной безнаказанности, вот что он сказал.
Тысячи километров…
Вот что ты ему сказал! Ты куда-то ехал. Куда-то очень далеко. И через несколько часов тебя бы уже не было в Приморске. А он ухватился за твои слова. Ты предоставил ему возможность одним махом уйти от всех. Под твоим именем. Ценой твоей жизни. И он сделал выбор. Он долго решался. Целых сто километров. До тридцать восьмого, где мы сейчас стоим и уже ничего не можем сделать для тебя. Конечно, мы можем найти того, с царапиной на горле, и мы его найдем, но что это будет значить лично для тебя?
Зато это будет значить все для нас…»
— Владимир Николаевич! — донеслось из плавней.
Зенич пошел на голос и снова услышал, как закричал Камоликов:
— Скажите, пусть дадут свет!
Капитан вернулся к «рафику» и постучал в кабину. Открылась дверка, и высунулся водитель. Зенич объяснил ему, что нужно делать. Водитель включил мотор. Автобус медленно сполз с трассы, остановился, и лучи из трех его фар — одна была установлена на крыше — спроектировали дождь на экран вечера. Дождь выглядел совсем нестрашным — блестящие полоски, перечеркивающие лучи, казалось, вскипали на свету.
— Мы закончили, — сказал Камоликов, неожиданно появившись на дороге. Рядом шел следователь.
— Слушаю вас.
— Слушать-то особенно нечего. Убитый — молодой человек лет двадцати. Вы сами видели… Это в области затылка. Удар нанесен сзади, тупым орудием, десять — двенадцать часов назад. Вскрытие покажет точнее.
— Не много.
— Кое-что добавлю, — сказал следователь. — Труп раздевали не там, где мы его нашли.
— Почему?
— Уже раздетым его волокли по земле — на спине характерные порезы. Вы видели, какая там почва? И еще. Труп спрятан в очень неудачном месте. Вернее, вообще не спрятан. Я бы так сказал — поспешно брошен.
— Ему помешали спрятать, — сказал Зенич. — Не очень много. Но как ни странно, этого почти достаточно. Ждем машину.
Камоликов прислушался.
— Вот она, кажется, — сказал он.
На шоссе появилась «Волга». Емелин затормозил у автобуса. Он выскочил первым и, опередив Бежана, закричал:
— Ничего.
— Ничего, — сказал Бежан, подходя. — Может, еще раз посмотрим здесь?
— Смотрите, — кивнул капитан.
Он знал, что они ничего не найдут и здесь.
ДВАДЦАТЬ ОДИН ЧАС ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ
Полковник выслушал Зенича спокойно. Сказал:
— Не вижу оснований с вами не согласиться.
— Давайте не будем соглашаться, — предложил капитан. — Давайте лучше поищем что-нибудь взамен.
— Для чего? — удивился Мытарев. — Если убит пограничник, а мы исходим сейчас из этого, то ваша версия выглядит очень убедительно. Я уж не говорю о том, что другой пока нет.
— А если не пограничник?
— По-видимому, все-таки он. Место, время — все совпадает. Не забудьте также, что при встрече с шофером Нетребой Цырин солгал. Уже работал его план — вот как я расцениваю эту ложь.