Страница 18 из 23
Эстанислао. Это самое разумное, что вы можете предложить нам в данный момент.
Инес (устало и безнадежно). Значит, к Сан-Мигелю мы не едем?
Эстанислао. О!.. (Смеется.) Вы вообразили, что война – это нечто вроде безобидной перестрелки между несколькими всадниками в безлюдной степи Венесуэлы? Я обязан всегда быть на месте, должен командовать своим батальоном.
Инес (резко). Тогда арестуйте и посадите в подвал эту дуру, которая вас любит!.. Заглушите военными маршами и арагонской хотой боль в ее сердце… Пусть последним и самым возвышенным лозунгом республики станет смерть!
Эстанислао (тихо, приближаясь к ней). Инес!.. Горе и смерть для живых превращаются в воспоминания, а воспоминания становятся мудростью!
Инес. А для мертвых?
Эстанислао (почти шутливо). Исчезают вместе с ними.
Инес. Вот именно… Какое им дело до живых?
Эстанислао (тихо, с печальной улыбкой). Один наш поэт сказал, что те, кто умирает за свободу, – бессмертны.
И пес (раздраженно). Меня не интересует, что говорят поэты па вашем варварском языке!
Эстанислао (тихо). На моем варварском языке выражена одна из величайших человеческих истин.
Инес. И вы мне предлагаете руководствоваться этой истиной? (С. горечью.) Не всякая истина – мудрость!
Эстанислао. Но то, что сказал наш поэт, – это чудесная и возвышенная мудрость, Инес!.. Это мудрость Альвареса, Беналькасара, моих солдат, которые сегодня вечером или завтра падут на поле боя!.. Это мудрость всего испанского народа, который сражается за свободу!.. Это мудрость вашей республики, которая сегодня гибнет, чтоб завтра воскреснуть и жить в веках…
Инес. А к чему вам эта мудрость, если вас не будет на свете?
Эстанислао. Чтоб передать ее живым, Инес!.. Тем, кто придет после нас и начнет борьбу снова!.. В этом смысл сражения, которое нам предстоит вести до конца.
Инес. До конца?
Эстанислао. Да, до конца!
Инес. И кроме этого, вам больше нечего сказать?
Эстанислао (с неожиданной суровостью). А что еще?
Инес (с горечью). Неужели в вас нет даже искорки любви, которая побудила бы вас хоть чуточку призадуматься?
Эстанислао (с сочувствием). Любовь и свобода – это одно и то же, Инес!.. Разве раб может любить?… А тот кто не может любить, разве по-настоящему свободен?
Инес пристально смотрит на Эстанислао.
(Бодро.) Все это так, разумеется!.. Вчера вечером мы избавились на какое-то мгновение от всего, что нас разделяло!.. Быть может, так будут любить друг друга люди в мире, который придет!.. Во имя этого мы боремся – чтоб освободить людей от классовых оков, от насилия, от вражды и просто от глупости, ото всего, что мешает им любить!..
Инес (печально). Разбойник!.. Умный, хитрый, бессовестный разбойник!.. Вы спасли меня от анархистов, чтоб теперь издеваться над моим безумием?
Эстанислао (смеется). Поглядите, какая ночь!.. (Показывает на луну.) Ночь зеленой луны и андалусских разбойников!
Инес (с горечью). Безумная и жестокая – как все испанские ночи с тех пор, как началась война!
Эстанислао (задумчиво). Да, быть может, и так!.. Но для меня это ночь раздумья, когда человек познает самого себя!.. Ночь, которая служит наградой за все то хорошее, что он совершил в своей жизни!.. (Смотрит на Инес с улыбкой и с некоторой грустью.) Инес (с тоской). А что потом?
Эстанислао. Какое это имеет значение – что будет потом?
Инес. Потом – конец!.. (Яростно.) Конец!.. (Истерично.) Конец! (Беспомощно прислоняется к колонне и плачет.)
В воротах со стороны парка появляется Беналькасар. Он останавливается и смотрит на Инес, которая продолжает плакать.
Беналькасар (резко и язвительно). Драма?…
Инес (оборачивается к Беналькасару и в упор смотрит на него). Да, сеньор комиссар!.. Испания полна драм!.. Разве вы этого не знаете?
Беналькасар. Знаю лучше, чем вы!.. Но зачем впутывать в эти драмы иностранцев?
Эстанислао. Вы до сих пор считаете меня иностранцем, Беналькасар?
Беналькасар (гневно). А как же иначе!.. Раз вы с такой преступной небрежностью относитесь к батальону, который вам вверила республика!..
Эстанислао (сухо и спокойно). Что случилось, Беналькасар?… Объясните!
Беналькасар (вне себя). Кто позволил этой женщине послать солдатам целую бочку коньяку?
Эстанислао (поражен). Этого не может быть! (Смотрит на Инес.)
Беналькасар. Может!.. Пока вы переживаете любовную драму, враг ведет подрывную работу!
Эстанислао (сухо). Оставьте меня, Беналькасар!.. Сделайте что требуется в батальоне, а я поищу виновников здесь.
Беналькасар (презрительно). Если снова не размякнете!
Инес (с отчаянием). Нет, не размякнет!.. Война и смерть доведут свое дело до конца!
Беналькасар озадаченно смотрит то на Инес, то на Эстанислао, затем резко поворачивается и уходит через ворота.
Эстанислао (устремляется к Инес). Это вы сделали?
Инес. Да.
Эстанислао (сдавленным от гнева голосом). Зная, что франкисты этой ночью атакуют Арко Ирис? И вместо того чтоб предупредить об угрозе, вы пытались увести отсюда меня и Альвареса и напоить моих солдат, да?… Чтоб нас всех перерезали, как овец, да?
Инес (в ужасе). Нет!.. Я этого не хотела!
Эстанислао. Вы лжете, потому что испугались за свою жизнь?
Инес (с отчаянием). Нет. Мне жизнь недорога!
Эстанислао с силой дает ей пощечину. Инес смотрит на него в оцепенении. Эстанислао идет к столу и опускается на стул.
(Приложив к щеке руку.) Я хотела спасти нас обоих от смерти.
Эстанислао (с горечью). Я должен был предвидеть ваш поступок, а не наказывать за него.
Инес (с печалью). Плохой вы провидец!.. Вы раб!.. Вы не можете… не смеете любить женщину, для которой вы в один вечер стали всем на свете!.. Вы способны растоптать ее ради своей далекой, несбыточной мечты.
Эстанислао (мрачно). Да!.. Именно это и есть моя свобода!
Инес. И – по-вашему, любовь?
Эстанислао. Да, это – любовь!.. Более сильная и более смелая, чем если б вы принадлежали к моему миру или я – к вашему!.. Но вы недостойны ее.
Инес. Значит… напрасно мы думали, что можем любить друг друга.
Эстанислао. Да!.. Напрасно.
Инес приближается «нему и обнимает его за шею.
(Внезапно встает.) Уходите!..
Пауза. Эстанислао снова садится. Лицо Инес выражает печаль, затем – смирение и, наконец, – гордость и замкнутость. Она резко поворачивается и твердым шагом уходит. Из-за колонн показывается Пилар с гитарой в руке, в уже знакомом желтом платье с оборками. Чеканя слова, она начинает патетически петь «Марш Пятого полка», аккомпанируя себе на гитаре. Эстанислао рассеянно и безразлично смотрит на нее. Закончив песню, Пилар подходит к нему.
Эстанислао (холодно и снисходительно рассматривает Пилар). Это что, репетиция?
Пилар. Нет, сеньор!.. Это я пела для вас.
Эстанислао (пристально глядя на нее). Садись!.. (Показывает на стул у стола.)
Пилар. Не смею, сеньор!.. Донья Инес рассердится, вели увидит, что я разговариваю с вами, сидя рядом!.. А ее гнев может принести вам огорчение!.. Даже капитаны республиканской армии становятся растяпами, когда сталкиваются с гордостью и великолепием благородных дам!.. И потом, я должна позаботиться об ужине!.. Ведь благородные дамы могут умереть голодной смертью, если кто-нибудь не позаботится и не накормит их.
Эстанислао. Твое нахальство растет с каждой минутой!
Пилар. За это меня и чтут, сеньор!
Эстанислао. Садись!.. (Опять указывает ей на стул.) Я хочу с тобой кое о чем поговорить!.. Хотя, может, ты снова назовешь меня растяпой.
Пилар. Я так сказала, чтоб вызвать вас на разговор.