Банк

Вернулся Александр, рассказал:

— Рассмотрел он документы. «Нарушаем»? — спрашивает. Я ему в ответ: «Что нарушаем?» Он мне: «Да вот, хотя бы, — номера грязные». Я ему: «Так дорога грязная, мокрая, снег идет». Он: «Ничего не знаю, будешь платить штраф». Я разозлился, говорю: «Ни хрена я платить тебе не буду!» Он мне: «На „БМВ“ ездишь, а двадцатки не найдешь?» — «Тебе, — говорю, — не найду, а чтоб свою машину купить, я два с половиной года пахал, ты же по „лимону“ в день такими „двадцатками“ делаешь. За год ударной работы две моих „бээмвухи“ купишь». Короче, отстал он от меня.

Влад вслух подивился Сашиной стойкости, а про себя подумал: «А как его батюшка, интересно, начинал?» Доехали до Институтского, он попрощался, вышел на свежий воздух. С неба падал мокрый снег, было сыро, грязно и мокро. Но мысль о предстоящей встрече с Жанной согревала ему сердце. Не сказать, что он сильно задумался над словами Ильина, но ведь он и не собирался расставаться с нею, по крайней мере сейчас. Им еще предстоит узнать друг друга, выяснить возможные точки Соприкосновения, увидеть, смогут ли они привыкнуть быть вместе, — да, поди, вдруг он ее чем-либо не устроит — что ж тут заранее загадывать?

Рядом тормознула «Волга»:

— Куда?

— Да недалеко, до Жака Дюкло, там налево, и чуть дальше — во двор, пятерочка!

— Садись!

Тяжело ходившие по лобовому стеклу «дворники» не столько протирали его от снега, сколько размазывали грязь, скрипели, но, как ни странно, скрип этот его не раздражал, скорее, убаюкивал своей размеренностью, монотонностью. Он вдруг поймал себя на мысли, что с нетерпением ждет встречи и даже чуть-чуть ее боится, как будто назначил девочке свидание первый раз в жизни, и вот — не может решить, прийти с цветами, или же он с ними будет выглядеть глупо. Улыбнулся, повернулся к водителю:

— Знаешь, шеф, тормози, я к метро.

— Зачем? — удивился перемене настроения пассажира водитель.

— За цветами! — ответил Влад.

Деньги он все-таки отдал — договор есть договор. Быстро перескочил дорогу и пошел обратно к Тореза, вернее — даже побежал, полетел…

V

С того воскресного дня прошел почти месяц. Влад и Жанна виделись чуть ли не ежедневно, сближаясь с каждой встречей все сильнее и сильнее. Однажды, когда у ее сына вдруг поднялась температура и она, позвонив, извинилась и сообщила, что ввиду этого не придет, он вдруг, весь вечер проведя перед телевизором, понял, как сильно она ему нужна. Рядом с нею чувствовал себя так, как ему нравилось, — спокойно. Но несмотря на это, все ее настойчивые приглашения к себе домой «на обед» или «на ужин» для знакомства с отцом и сыном отвергал. Она уверяла, что Влад поступает глупо, что она давно им о нем поведала, но что-то его удерживало, что именно — и сам не понимал. Может, смущало то, что сын примет его за устаревший музейный экспонат ввиду музыкальных или иных пристрастий — что-то ведь придется с ним обсуждать, — а отец, наоборот, сочтет юнцом — выскочкой, пытающимся украсть у него «его девочку».

— Да ты можешь мне приятное сделать, непосредственно мне, а не кому-то? Съесть мой борщ, сидя за моим столом, можешь? Что ты все нос воротишь? — спрашивала Жанна.

— Все, — наконец сдался Влад, — приду.

— Неужто? — всплеснула она руками. — Наверное, солнце упало на землю, а Дунай остановился в своем течении. И когда изволите?

— Да хоть завтра!

— А завтра, между прочим, четверг!

— Ну, раз ты сама не хочешь…

— Нет, нет, договорились: сразу после работы — ко мне!

— Все, хорошо.

На следующий день, аккурат в половине седьмого, Влад стоял перед ее подъездом с букетом цветов — не простым набором роз, а таким, какой любил, которые собирают из разных сортов в различных цветочных магазинах, — и бутылкой «Шабли». Лифт не работал, поэтому путь наверх пришлось преодолевать пешком. На четвертом этаже он встретился взглядом с сидящим на корточках, прислонившимся к стене человеком в какой-то грязной, драной майке, спортивных штанах с отвисшими коленками. Человек был небрит, взглядом обладал мутным, а вокруг распространял клубы вонючего табачного дыма, куря то ли «Беломор», то ли «Север», то ли вообще махорку. Алкоголик в период абстиненции — решил про себя Влад. Из далекого детства вспомнилась одна из любимых шуток отца, когда они, гуляя, натыкались на подобных личностей. «Вот не будешь маму слушаться — будешь таким, как этот дядя». Причем родитель повторял ее и тогда, когда Владу было уже под тридцать. «Эх, — подумал он, — папа, мама, как давно я не был дома! Стоп — так вот тебе и повод — отвезти Жанну к ним, показать, познакомить». Но не рано ли? Он что, совсем определился в отношениях с ней? Нет, нет и нет! Нужно еще время, вот сейчас он совершает интересный шаг — приперся с цветочками, пижон, франт! Так, но что бестолку стоять перед дверью? Позвонил, его встретила Жанна, нарядная, цветущая, — он чуть не упал в обморок, так прекрасно она выглядела. Совершенно искренне припал на одно колено, вручил букет и бутылку, она аж зарделась — было видно, как ей это приятно.

— А я вас хочу обрадовать, молодой человек, — сказала она. — Сын отправился с друзьями на какой-то рок-концерт, а отец у соседа пивком балуется — так что мы с вами будем абсолютно одни, и ваши опасения по поводу возможной встречи, выходит, совершенно напрасны.

— У меня ощущение праздника, — только и ответил гость, после того как вошел в комнату и увидел стол с нагроможденными на нем блюдами, стоящими свечами. — Будто у тебя день рождения и мы решили отметить его у тебя дома, вдвоем, с вином и свечами. Будет ужин, потом мы потанцуем, после — постель, так, не сердись, не хмурь брови, я понимаю, папа-сын, я просто говорю о своих ощущениях.

— Ну, день рождения у меня осенью, постель, как ты правильно заметил, отменяется, но все остальное можно осуществить в полной мере. Так, мой уважаемый кавалер, мой ручки и усаживайся за стол, а я сейчас приду.

Когда Влад вернулся из ванной, Жанна расставляла блюда на столе в ином порядке, плюс к тому же на нем появилась бутылка «Пятизвездной» водки, уж начавшей запотевать. Он сел на стул.

— Так, — произнесла хозяйка, подняв вверх правую руку с зажатою в ней ложечкой, — сейчас я буду за тобой ухаживать. Что ты скажешь по поводу сельди под шубой и говяжьего студня в качестве холодных закусок?

— Я могу только сказать, как я тебя люблю! И как хорошо ты меня уже знаешь — все обожаемые мною блюда, моя любимая водка!..

— Истины, если они истинны, не стареют. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Стоило мне усадить тебя за стол — и я сразу услышала слова, которые ты не произносил уже несколько дней. А пить с тобой чуть ли не постоянно и не знать, какое именно спиртное ты любишь, — уже странность. Ладно, вот я тебе положила, принимайся за еду.

— М-м, как вкусно. Дай я тебя чмокну в благодарность.

— Прожуй сначала, — засмеялась она.

— Если бы я был поэт, я бы написал о тебе оду. Начиналась бы она так:

О, как прекрасна «сельдь под шубой»!..

— Так это ты оду сельди пишешь, а не мне.

— Нет, не говори, написал бы обязательно. Да, наверное, интересно было бы быть поэтом — особенно эдаким восточным, и писать витиеватые арабские стихи. Я себе даже представляю — сижу я в расшитом золотом халате, курю себе кальян, на голове у меня феска с кисточкой, вокруг бегают рабы с обнаженными торсами. Передо мной стол, ломящийся от яств, а в голове складываются в дивные строки слова, обращенные к какой-нибудь прекрасной черноокой царице или хотя бы принцессе.

— Да, и что бы ты написал?

— А что-нибудь вроде этого, — и Влад стал читать, пытаясь имитировать восточное произношение: