Банк

Настроение было прекрасным, хотя, казалось, повод к тому не столь уж и замечательный — свидание с дамой, давно уж не первое в жизни И, дай Бог, не последнее. Но, во-первых, дама была интересная, а во-вторых, это все одно лучше, чем провести вечер у телевизора, поочередно переключая каналы, или за бутылкой водки с Семенычем.

Вернулся в комнату, включил телефон. Раскрыл шкаф, с удовлетворением отметил, что имеется не просто свежая, но и выглаженная рубашка, — вести домашнее хозяйство не любил, больше всего — стирать и гладить, далее — пылесосить и мыть полы, затем — убирать утром постель, еще дальше — мыть посуду. Однако к посещению продуктовых магазинов, тем паче — к приготовлению пищи относился терпимо, ибо иногда любил почревоугодничать, посетить же в Санкт-Петербурге ресторан, преследуя эту цель, по затраченным средствам — то же самое, что сделать покупку средней дороговизны в какой-либо европейской столице. Сделать же в питерском бутике покупку средней дороговизны — все равно что оплатить тур за границу без учета стоимости перелета, живя потом в довольно приличном отеле. Провести два дня на море в Сочи, живя в приличном, но далеко не шикарном отеле (четыре звезды) «Рэддиссон-Лазурная», — все равно что две недели на Кипре или на Канарах в собственных апартаментах с обильным питьем и сытным питанием, или же дорогая покупка в «Бабочке» на Фурманова или «Валентино» на Пионерской, уж не говоря о любых бутиках на Невском.

Вода в ванной набралась быстро, он осторожно опустился в горячую воду, с наслаждением расслабился. Полежал с закрытыми глазами минуты три, потом встал, растерся шампунем — мыло не любил, — нырнул опять. Выдернул пробку, вылез из ванной, стоя у умывальника, почистил зубы, тщательно побрился, стал под душ, омылся, схватил полотенце, на ходу вытираясь, зашел в комнату. Звучала «Highway to hell». Настроение было уже не то, потому выключил, поставил Брайана Ферри. За окном смеркалось, шел мокрый снег, сейчас он оденется, возьмет зонт и попрется к дому Ильиных, где, очевидно, простоит минут пятнадцать, дожидаясь новую знакомую, на ветру — жуть! — а затем поведет ее в ресторацию «Санкт-Петербург» на набережную канала Грибоедова, где они проведут часа два, ведя никчемный разговор, и потом она заявит, что ей пора домой — конечно, заявит, иначе что мешало ей поехать к нему вчера ночью? Слова, цветы, прогулки, свидания, полунамеки, полутона… Э-эх! Но возвращаться домой — опять четыре стены, книжка или видеофильм на сон грядущий — нет, не хотелось. На всякий случай решил обеспечить возможность не заканчивать вечер одному — набрал номер Семеныча, тот оказался дома. Поздоровавшись, Влад спросил:

— Ты какие себе планы на сегодняшний вечер составил?

— Никакие. Сижу, смотрю телек. Обещали ребята зайти — так, на полчасика, чисто пивка попить — значит, гудеть до утра.

— У меня там дельце одно, если обломится, я к тебе часиков в одиннадцать-двенадцать подойду.

— А если не обломится?

— Тогда извини.

— Договорились. Ну, пока.

— Пока.

Положил трубку, начал собираться. Старательно почистил туфли, хотя, учитывая погоду и грязный снег, смешанный с песком, под ногами, оставаться в таком состоянии им было от силы минуты три после выхода на улицу, натянул брюки, надел рубашку, аккуратно повязал галстук, накинул пиджак и внимательно посмотрелся в зеркало. «А что? — подумал. — Внешне ничего. Да под хорошую закуску…»

Вспомнилось:

Решил, что вполне про него.

Вышел на улицу. До цели можно было дойти пешком, но — взглянул на часы — стрелки уже приближались к семи, потому взял такси.

Опоздать, в принципе, все же не боялся — на его памяти женщины всегда задерживались. Однако, когда подъехал к дому Ильиных, сразу увидел одиноко стоящую фигуру Жанны, мокнущую под снегом-дождем, — маленький козырек над крыльцом не спасал от непогоды. Пулей выскочил из машины — водитель сразу развернулся и уехал, — подбежал, начал извиняться.

— Ну-ну, хватит, — остановила она Влада. — Теперь я знаю о вас еще чуть-чуть больше. Вчера я узнала, что вы пьяница и не любитель ухаживать за дамами, сегодня — что вы не педант. А что еще предстоит узнать?

— Что я агент международного империализма и реставратор старого режима.

— Это лучше, чем быть педантом, — засмеялась она. — Куда мы держим путь?

— На набережную канала Грибоедова, в ресторан под названием «Санкт-Петербург».

— Чудесно. А что там такое?

— Там отличное заведение с замечательным интерьером, вкусной едой и тихой музыкой.

— Очень хорошо. Ну, так идем?

— Идем. — Он подал ей согнутую в локте руку, постарался поднять зонт таким образом, чтобы укрыть их обоих, не получилось, посему наклонил его ближе к Жанне.

— Что же вы в такую погоду — и без зонта? — спросил.

— Так торопилась — в отличие от некоторых, — что даже в окно не выглянула, а возвращаться — сами знаете, примета, да и опаздывать не хотелось.

— Еще раз простите великодушно. Искренне каюсь.

— Ладно, я вас уже простила, хватит об этом. А я, — и она посмотрела ему в глаза, — не думала, что вы позвоните, — такой у вас вчера был грозный, насупленный и надутый вид. Вы были похожи на обиженного ребенка, у которого только что отняли игрушку, съели его шоколадку и отправили спать, не дав дождаться передачи «Спокойной ночи, малыши!», — смотреть было больно.

— Пожалуй, если бы я был трезв, то смог бы скрыть свое расстройство, но благодаря алкоголю у меня, наверное, действительно все на лице было написано. А что же вы все-таки отказались, раз так меня жалели?

— Ну, во-первых, я считаю, что всегда женщина решает, когда ей лечь в постель с мужчиной, и в человеческой истории был только один период — первобытный, когда мужчина просто брал ее за волосы и тащил к себе в пещеру, но, конечно, если женщина свободна, а не принадлежит представителю сильной половины физически — то есть она не является его рабыней-наложницей, женой (в арабских странах) и не отдается за деньги — и в прямом, и в переносном смысле. Во-вторых, у меня вполне взрослый сын для того, чтобы не рассказывать ему сказки, а общаться с ним откровенно. Поэтому что он мог обо мне подумать, если я вечером сообщаю ему, что иду на день рождения к Марине и вернусь не очень поздно, а сама, выпив много вина, забываю о своей семье и еду на ночь к человеку, которого до того ни разу не видела?

— Уж, как вы меня!.. А я только собирался предложить на «ты» перейти, но теперь уж боюсь.

— Не бойся. «Ты», так «ты» — давно пора.

Вышли на дорогу, быстро перешли ее, так как их путь лежал в направлении центра. Машину поймали быстро, забрались на заднее сиденье.

— Грибоедова, ближе к Спасу? — спросил водитель. — О, места моей молодости, мы всегда там с моей нынешней женой гуляли, когда она еще в школе училась, даже особый маршрут у нас для прогулок по центру выработался. А время-то какое было! Вроде и в коммуналках жили, и на демонстрациях маршировали — а народ был счастлив, не то что сейчас… Я курю — ничего?

— Ничего, — ответил Влад. Водитель попался разговорчивый, ладно еще бы не назойливый. Один раз его подвозил рыжебородый крепыш, который так разошелся, осуждая Ельцина, что забыл, куда им ехать, а сам дошел чуть ли не до исступления — Влад тогда даже испугался.

— Ну и что мне с того, что в Казанском был музей атеизма, а теперь церковные службы проводятся? Я и раньше туда не ходил, и сейчас не пойду, а вот, сидя перед ним летом на лавочке, на солнышке погреться, пивка попить да на архитектуру полюбоваться — это с удовольствием. Но пиво-то нынче дороже!

Влад повернул голову направо, посмотрел в окно. На стекле оседали крупные снежинки и сразу таяли, сбегая вниз тонкими струйками, мелькали огни, лилась болтовня таксиста, монотонно скрипели дворники — раз-два, раз-два… Все и в жизни идет монотонно, тихо, спокойно, скучно — не бурный ледоход, а тихое течение. Раз-два, раз-два… Хорошо ли это, плохо ли? Кто его знает…