Страница 69 из 76
Где теперь искать деда? В лесу? В море? На пляже? В чужой, неизвестной могиле? Ерундовая задача для опытного некроманта, непосильная — для подростка.
— Я стану опытным, обещаю! Стану известным, стану настоящим мастером! — прошептал он. — Я найду тебя и сделаю так, чтобы мы оба могли жить.
Скакавший рядом баргест положил ему лапы на плечо и лизнул в мокрую щеку. Пит сжал пуговицу в кулаке и поднялся.
— Идем, — сказал он. — Пора и потрудиться.
Волны шуршали галькой возле пещерки, на маленьком острове, где гостили только чайки. Завалив вход, Георг отбросил лопату и улегся на камни, отсчитывая последние удары сердца. Под голову он пристроил табличку, снятую перед ритуалом с могилы внука, несколько дней назад. Четкая надпись "Пит Янсон, 20 апреля 2000 — 1 марта 2010" — сейчас была не видна, но она и так огнем горела в его памяти.
"Парню рано было в землю, — в который раз подумал дед. — Слишком рано. Пусть поживет еще, глядишь — и правда прославит род. Интересно, поймет ли он когда-нибудь, что произошло, вспомнит ли? Чертов автобус. Чертов. Автобус".
Георг закрыл глаза и увидел русоволосого мальчишку, ведущего на поводке здоровенного лохматого пса. Они шли вперед — небыстро, поглядывая по сторонам — темными тропами, светлыми путями.
Александр Гордиан
А был ли Гагарин?
Беллетрист Даниил Шмустрый еще во времена ученичества дал зарок не начинать текст со сцены похмелья. Он заходил от основ, от земли-матушки, мол, грозовые тучи заволакивали небо, копья молний били в землю — и во втором абзаце, не раньше, являл героя миру. «Вспышка боли озарила затуманненое сознание, и генерал спецназа Егор Шеремет по прозвищу Смерш очнулся в окружении крестоносцев».
Да, как-то так. Шмустрый возделывал жирную ниву провалов во времени и прочей альтернативы, и с зачином всегда имел проблемы. Фантазии не напасешься придумывать, каким бесовским промыслом генерала занесло к псам-рыцарям. Ну, взрыв, молния. Секретный эксперимент, наконец. Банальной пьянки Даниил чурался, как приема нелитературного, а поди ж ты! Жизнь распорядилась по-своему.
Беллетрист отклеил щеку от столешницы и повел головой, слушая звенящую пустоту внутри черепа.
«Эк, меня», — подумал Даниил. — «Погорячились вчера с абсентом!»
Собственно, ничего экстраординарного он не увидел. Лаборатория, советская, предынфарктно-перестроечных лет, судя по оборудованию. Много их, лабораторий, повидал Шмустрый во времена научно-технической молодости.
И все бы ничего, но за приборным стендом вполоборота сидел человек. Смутно знакомый человек. Даниил бочком-бочком как краб подкатился ближе.
Не может быть!
Человек развернулся навстречу. Улыбнулся знаменитой улыбкой.
— Здравствуйте, Даниил Сергеевич, — сказал Юрий Гагарин.
«Мамой!» — была Шмустрому вторая мысль. — «Мамой клянусь, больше ни капли!..»
Примерно в то же время, в Москве на площадь трех вокзалов выпрыгнула из переулка лихая машина шестой модели, ведомая джигитом немолодых годов и приятной наружности.
— В Душанбе, да? В Душанбе тепло! — развлекал пассажира джигит. — А здесь холодно. Двенадцатое апреля, праздник космонавтики — и холодно!
Пассажир цокал языком. Он не знал такого праздника и вообще думал, что космонавты стоят на дорогах с черно-белыми палками. И что им каждый день — праздник.
— Вах! — огорчился джигит и за оставшуюся до вокзала минуту провел краткий ликбез.
— …и сказал «поехали»! Наш парень! — джигит отставил большой палец. — Я его сам видел, руку жал. Он тоже из Душанбе, жил на улице Гагарина — у любого спроси.
Груженный мешками пассажир отчалил в сторону Душанбе, в машину тут же сел новый.
— Куда едем? — спросил джигит.
— В Домодедово, — распорядился новый и мягко пожурил. — Зачем же выдумывать, Роман Абдулсалимович? В Душанбе я бывал только проездом…
А на другом краю Земли, в гостиной собственного дома в пригороде Лос-Анджелеса моложавая женщина, не веря глазам, перечитывала открытку.
— А я говорил, Джен, у тебя получится! — добродушно гудел муж.
— Вау, бабушка! — пищали внуки. — Ты выиграла викторину?! Ты победила Умного Ларри?!
— Ма, ты супер! — обнимал сын. — Мы тобой гордимся! А кто это?
С открытки широко улыбался человек.
Женщина вдруг разозлилась.
— Сашка, — сказала она по-русски, и понял ее только сын. — Это Гагарин! Ты-то мог бы запомнить, хотя бы в детстве!
— Я помню, помню! — всплеснул руками сын. — Это человек, которого ты угадала в викторине. Ну, забыл, извини…
Последним из компании подтянулся бизнесмен широкого профиля Витька Муртазин на собственной парусной яхте «Смуглянка».
В конце апреля «Смуглянка» зашла в рыбацкий порт острова Брахмапутра или Махабхарата — сам дьявол язык свернет от этих названий.
На дощатом берегу «Смуглянку» ждали.
— Эскьюзми! — поздоровался Витька с таможенником.
Таможенник почесал лодыжку заскорузлой пяткой и тоже поздоровался. Наверное.
— Уотер, фуд, рипэйр, — обозначил приоритеты Витька. — Ю андестенд ми?
Таможенник достал из тюрбана бумажку.
— Витька… вас просят… пройти… паж… пожал… уйста.
— Вона как!
Приключения Витька любил. Он сунул в подставленный тюрбан бумажку с Франклином и отдался судьбе.
Брахмапутра (или Махабхарата) оказался ничего так. В меру цивилизованный, в меру экзотичный: аквамариновое небо, зеленая лагуна и разноцветные, торопливо живущие джунгли между ними. Хоть в рекламе снимай!
Деревенька прилепилась к речке, утекающей в море. Витька осматривался, удивлялся, мимоходом схватился за камеру, чтобы снять, как шоколадные женщины в одних только юбках полощут белье и детей в прозрачной как хрусталь воде. А на берегу дремлют философски настроенные крокодилы.
Дорожка, отмеченная фонариками и яркими лоскутами на ветвях, петляла джунглями и закончилась у коттеджа вполне европейского вида. Таможенник сложил руки лодочкой перед чахлой грудью и быстро-быстро закивал тюрбаном. Выказал, значит, уважение.
— За яхтой следи! — подпустил строгости Витька. — Помыть, почистить, чтоб все как положено.
Витька толкнул сетчатую дверь.
— Ты все такой же, Муртаза! — встретили его, и Витька сбился. — Командовать любишь.
В последний раз они сидели за общим столом двадцать лет назад.
Бледный как сон алкоголика Данька Шмустрый — он и тогда чах над чертежами, не жалел здоровья. Солидный Ромка Саидов, Саид. Он был старше и опытнее других, застал еще Королева и Гагарина. Женька Степанова, профессорская дочка, умница от бога и красавица от черта, неприступная как Шевардинский редут. И Муртазину не выпало. Он тогда всего Северянина зазубрил, репетировал перед зеркалом, а Женька только вздохнула: «Нет у тебя таланта, Муртазин, не старайся!»
И он, Витька Муртазин, от сохи, от комсомольского набора, комсорг и завлаб «Перспективных аэрокосмических систем».
— Женька! — сказал Муртазин с чувством. — Двадцать лет без малого, а ты все хорошеешь! Есть справедливость на свете!
Женька только плечиком повела.
«Удачно выступил», — сделал вывод Муртазин.
— Ребята, давайте ближе к делу, — предложила Женька. — Кто-нибудь что-нибудь понимает?
— Случайность, — проблеял Шмустрый и заискал глазами.
«Ой-ей-ей!» — огорчился Витька. — «Данька-то всё. Никогда пить не умел».
— Случайность — не наша профессия, Шустрый, — отрезал Саид, как это он умел; двигателист, как-никак, железячник. — Ты как здесь?
— Не помню, — тихо признался Данька. — Помню, на кон ехал, а потом как отрезало.
— Я выиграла тур по островам, — прервала неловкое молчание Женька. — В телевикторину. Вот, прилетела.