Стихотворения

Историзм Сурикова еще более отчетливо проявился в его следующей поэме «Василько». Уже в «

Богатырской

жене» поэт стремился избавиться от фантастических деталей и приемов былинного эпоса, создавая реалистическое

полотно,

освещенное высоким светом идей гуманизма и социальной справедливости. В новой исторической поэме автор получил благодатную

возможность

уже на летописном, достоверном материале русской истории раскрыть свои взгляды на исторический

процесс,

представляя его не

только

как абстрагированную борьбу Добра и Зла, но и как классовый конфликт, в котором интересы феодальной элиты противоречили и государственным интересам, и нуждам простого народа. Недаром среди отрицательных персонажей поэмы

фигурирует

киевский князь Святополк Изяславич, чье правление «подготовило» одно из первых в Древней Руси народных восстаний. Конечно, у Сурикова в силу его крайне неблагоприятных жизненных обстоятельств так и не сложилось единого и целостного

мировоззрения.

выбирая лучшие варианты

Это

относится и к идейной стороне его произведений. Не постигший научного характера законов истории, он тем не менее добивался постановки достаточно глубокой и серьезной исторической проблематики, свидетельством чего может служить его поэма «Василько».

Поэма, близкая по своей основной идее, по метафорическому строю «Слову о

полку Игореве», выразила

глубокую любовь автора к Родине, его воистине народный патриотизм, в основе которого лежит

стихийное

и вековечное отождествление русским крестьянином понятия

национального

с родным домом, со своей общиной, с радостями и бедами

родимого

края

В образе юного князя из

Теробовля Суриков

рисует замечательного патриота

древнерусской

земли, в эпоху феодальной раздробленности, жестоких междоусобных распрей остро осознающего

необходимость

национального единения. Василько, мечтающий

возгла

вить борьбу

за

объединение

русских земель и

«Руси

недругов лукавых похоронить в глухих дубравах»,

согласен

принять

любой

жребий на этом терновом

пути,

но только облегчить страдания Родины:

Потом

за

помощью

приду

Я к

Святополку

с

Мономахом

И

половецкую орду

В  глухих

степях 

развею  прахом.

Я дам родимой стороне

Покой,

хотя пришлось бы

мне

Лечь головой в борьбе кровавой… —

так думал правнук Ярослава.

Патетический тон

поэмы,

архаичность лексики подчеркивают монументальность исторических обраразов и трагедийность описываемых

собы

тий.

Еще большей творческой удачей стала

небольшая,

но яркая поэма «Казнь Стеньки Разина», в которой поэт впервые обратился к теме

открытого бунта

против

Социального

гнета и тирании.

С гордо поднятой

головой

всходит

на

царскую

плаху народный борец за

справедливость,

казацкий

атаман-правдоискатель Степан Тимофеевич:

Нет, мне та больна обида,

Мне горька истома та,

Что изменною неправдой

Голова моя взята!

И в последних словах побежденного крестьянского вождя чувствуется кровная связь с родной землей, такая же, какая связывала с

вей

самого автора:

Ой ты, Дон ли мой родимый!

Волга-матушка река!

Помяните

добрым словом

Атамана казака!..

В претендовавшей в дореволюционной России на роль учебного пособия и выдержавшей семь изданий книге А. М. Скабичевского «История новейшей русской литературы» о И. Сурикове было сказано, что он писал «в стиле оплакивания тяжкой народной доли» [9]. Исторический опыт поэта, его склонность к философским обобщениям остались незамеченными. А Сурикова волновали вопросы космогонии и религии, государственной этики и социального прогресса. Он пытался проникнуть в «тайну вечную творца», задумывался над проблемами времени и пространства, что дает нам право назвать поэта «крестьянским Тютчевым». Ибо среди повседневной суеты и забот о хлебе насущном тянулся поэт к высшей материн, к духовному прозрению:

Что ж   будет там, в неведомом мне мире,

За этой страшной, тайною чертой?

Польется ль жизнь

спокойнее

и шире

В

пространстве

светлом вечности немой?

Иль будет тьма мертвящая и эта

Немая тишь и бездна пустоты?

Ни чувств, ни слов, ни времени, ни света.

Ни мимолетной радостной мечты…

Расширяя привычный крут тем, Иван Суриков занимается стихотворным переложением сказок Андерсена, переводит польских поэтов Мицкевича и Одынца. В свое время профессор И. Н. Розанов уже обратил внимание на то, что у Сурикова «диапазон его тем и его жанров шире, чем у его предшественников Кольцова и Никитина» [10]. Начиная с 1875 года ширится и общественное воздействие его поэзии. Отклики на его творчество появлялись в различных газетах и журналах по всей стране: в «Ниве», «Петроградских ведомостях». «Неделе», «Голосе», «Киевском вестнике». «Саратовском листке» и многих других. Подобно герою классической андерсеновской притчи, «гадкий утенок» из угольной лавки превратился в прекрасного лебедя русской поэзии.

Но дни его были уже сочтены, и краткой оказалась его лебединая песня. «Болезнь века» — чахотка, не прошла мимо Сурикова. Последние годы жизни прошли в мучительных страданиях. Все попытки вылечить запущенную болезнь оказались тщетными. Сказывалось и то, что поэт, вопреки рекомендациях врачей, продолжал торговать углем. В мае 1880 года он скончался.

«И горячие к свету стремленья заглушались во мне кулаком», — жаловался поэт в одном из своих неопубликованных стихотворений, но он стойко сносил дары немилосердной судьбы и оставался верен благо

родной музе сострадания народному горю. Нравственная чистота и альтруизм составляли жизненное кредо поэта. Это подтверждают многочисленные свидетельства его современников. Об этом можно судить и по его собственным словам: «Во всю мою жизнь я никому никогда не переходил никакой дороги, никогда никому не подставлял ноги, чтоб через падение ближнего выиграть время и его опередить; от слабейших посторонился, давал им ход» [11]. Человек искренней, благородной и отзывчивой души, Суриков болезненно реагировал на фальшь как в искусстве, так и в отношениях между людьми: «Главная причина моего неписания стихов это ложь и фразерство, с которым мне в последнее время пришлось познакомиться при моем столкновении со многими редакциями и их сотрудниками» [12]. Но он превозмог и этот барьер и продолжал творить. Без ложного пафоса можно утверждать, что жизнь его стала творческим подвигом. Своей заслугой поэт считал только одно: «Я честно мыслил, и песни мои были искренни».

9

Скабичевский А. М. Истории новейшей русской литературы. М., 1900, с. 446.

10

«Огонек», 1941, № 10, с. 15.

11

Суриков И. Стихотворения. М., 1884. с. 5.

12

Суриков И. Стихотворения. М., 1884, с. 30.