Страница 4 из 28
Я живал в селенье этом
Много
лет тому назад,
Беззаботно жарким летом
Здесь играл в кругу ребят.
Но в третьей строфе наступает кульминация — мечта сталкивается с действительностью:
Жизнь тогда была утеха
Для меня… Теперь не то!
Здесь не слышно больше смеха.
Глаз не радует ничто…
Освобождение крестьян от крепостного ярма не сделало их жизнь счастливее, а некоторым из них пришлось испытать даже большую нужду. Вот почему автор вынужден с горечью констатировать в заключительных строфах:
И теперь на ниве скудной
Слышны
песни, но оне
Говорят о
жизни
трудной!
О рабочем тяжком дне.
Однако Суриков в своем творчестве так и не пришел к идейному осмыслению
царящей
в стране социальной несправедливости. Поэтому среди его обличительных по содержанию стихотворений все же превалируют антиурбанистические мотивы, своеобразно предвосхищая неприятие капиталистического города в русской поэзии девятисотых годов.
Все убито во мне суетой и нуждой.
Все закидано грязью столицы.
В книге жизни моей нет теперь ни одной
Освежающей душу страницы…
Получивший
распространение
в
поэзии Сурикова руссоистский взгляд на природу, как живительный источник нравственной силы и жизненной энергии, позволил автору создать произведения, даже опередившие свое время. «Природа-мать! врачуй и дай мне силы
снова!»
Это страстное обращение просто поражает сегодняшней злободневностью.
* * *
В 1875
году, п
осле выхода
второго
сборника, Ивана Сурикова, по предложению известного издателя Ф. Б. Миллера и выдающегося филолога академика Ф
И.
Буслаева, поддержанного
Л.
Н. Толстым,
единогласно
избирают действительным членом Общества любителей российской словесности. Суриков приобретает известность и как организатор литературных сил из народа. Вокруг него складывается кружок писателей-самоучек, впоследствии, уже после смерти поэта, получивший название «Суриковского литературно-музыкального кружка». Теперь Сурикова охотно печатают солидные толстые журналы — «Дело». «Вестник Европы». Песни, сложенные им еще
в
молодости, прочно
вхо
большую
философичность. Он находится в расцвете сил и обращается к
новой
и трудной для него исторической тематике. На материале русской и европейской истории он создает ряд
замечательных
произведений — былины и поэмы: «Богатырская жена», «Садко», «Василько», «Казнь Стеньки Разина». «Канут Великий».
На этом этапе творчества Сурикова следует остановиться подробнее, ибо стихи
этих лет
в
значитель
ной степени расширяют наше представление о творческих возможностях поэта. В его традиционном облике возникают новые черты стремление к эпическом, мышлению и умение создать яркий драматический образ исторической личности. Как это ни парадоксально, но у современной читательской аудитории именно
исто
рические
произведения Сурикова, недооцененные критикой и исследователями его творчества, находят наи
больший
отклик.
На упреки в субъективности, болезненности и однообразии
своей
поэзии
ИЗ.
Суриков
отвечал:
«Я
убежден,
что
в
душе моей есть еще много звуков и для объективных песен» [6]. Обращение к сюжетам русской и зарубежной литературы и ознаменовало попытку поэта коренным образом изменить свою художественную
направленность
и стать певцом «объективных песен».
Очевидно,
интерес к исторической поэзии основывался и на внутренней предрасположенности. Несмотря на те
матическую новизну и жанровое отличие, исторический цикл, благодаря своей фольклорной основе, органически вписывается в творчество Сурикова. Сам поэт признавал, что ему «удаются былинные и исторические стихотворения», хотя и считал своим призванием поэзию «действительной жизни» [7]. Объяснить причину подобного скептицизма легко. Историческая поэзия— это уже труд настоящего профессионала, и Суриков болезненна чувствовал разницу
между
любительством и профессионализмом: «Писать «Василько» для меня нелегкая материя: копаюсь в истории по различным летописям, просматриваю в подлиннике «
Слово
о полку Игореве» [8]. По этим словам можно определить серьезность отношения Сурикова к работе с историческими источниками.
Лирико-эпические произведения поэта покоряют прежде всего сыновней любовью автора к родной земле, его преклонением перед героическими фигурами отечественной истории. Художественное видение Сурикова настолько
органично
вбирает в себя дух изображаемой эпохи, настолько выпукло выстраивает зрительный ряд исторических событий и внутренних переживаний, что при оценке его нельзя не вспомнить слов А. С. Хомякова, сказавшего, что «художник не творит собственной силою, духовная сила народа творит в художнике».
В памяти остаются главные герои суриковских поэм, самоотверженные и. как правило, трагически погибающие, — верная жена княжеского дружинника, чер
ниговская красавица Василиса Микулишна, правнук Ярослава Мудрого князь Василько Ростиславич, народный бунтарь Степан Разин. Чем привлекательны они для современного читателя? Прежде всего — нравственным осмыслением своего долга — перед любимым, перед Родиной, перед народом. Автор заставляет нас восхищаться этическим максимализмом Василисы, ставящей честь выше власти и славы:
Нет, не лечь на ложе брачное
Опозоренной вдове
И не быть с дружиной княжеской
И с Добрынею в родстве.
Одновременно автор резко осуждает деспотизм и царедворство, разъедающие общественную мораль и ведущие к прямым преступлениям. Суриков показывает осуждение княжеского произвола народом, чтобы усилить социальную заостренность произведения и подчеркнуть значимость даже молчаливого протеста народных масс:
Не с весельем князя встретили
Горожане у ворот, —
Пусты
улицы
широкие.
Точно вымер весь народ.
Над богатым, славным Киевом
Тишь могильная стоит;
Лишь по улицам в безмолвии
Раздается стук копыт.
И князь Владимир понимает, что надо держать ответ, что «прошла пора веселая шумных княжеских потех». Рисуя княжеское раскаяние, автор не удерживается от иронии. «Правый суд» великого князя киевского состоит в том, чтобы бросить в котел с кипящей смолой своего советчика — подстрекателя
Мишату.
Так что даже на былинном материале поэт сумел создать произведение большой обобщающей силы, выразив н нем волновавшие его современные вопросы.
6
Письмо И. 3. Сурикова к его другу М. А Козыреву. — ЦГАЛИ, ф 66. оп 1.
7
Суриков И. Стихотворения. 1863–1880. Полн. собр. соч. 4-е изд. (посмертное) К. Т. Солдатенкова. М… 1884, с. 23.
8
Там же, с. 24.