Страница 90 из 117
14. РОДНЯ «Не будут! Не будут так жить на свете! — солдат начинал разгон.— Не будут! А мы за это в ответе — и ты, и я, и он! И он». Солдат показал на нару, там Федор к стене прирос, на плечи, вздрагивающие от жара, лег вчерашний допрос. В решетку влетают охапки пыли, душит жарой тюрьма. «А люди-то, люди… Камнями били, звери!» — вздохнул Кузьма. Солдат забегал. «Не звери… Это тьма, понимаешь, друг. До электрического ли света сейчас им! Взгляни вокруг: темь вековая, нужда в народе, им нужен другой свет… А ты с электричеством… О свободе, о жизни дай им ответ! Хотел чигирями спасти Быково, ну, выстроил, а кому? Отцу и надо тебя такого, ты жар загребал ему. Бабаев тебе рассказал… Иную имел ты мечту, а он раскинул плантацию поливную, торгует твоим умом». Кузьма прервал его: «Слушай, Яша, я сам же порвал с отцом, уехал…» — «Не бегать — задача наша, а драться, к лицу лицом! Вон Федор рассказывал, снова голод, спасет их чигирь? Ну да!» Рука солдата сечет, как молот, он ходит туда-сюда. Кипит он, ходит, не зная покоя. «Должен орел упасть! Потом электричество и всё такое… Сначала земля и власть!..» Кузьма обернулся движеньем нервным на тягостный звон дверной. Смотритель выкрикнул: «Яков Ерман!» Солдат прошептал: «За мной». Бабаев вдруг произнес чуть слышно: «Солдатик-то с головой! Давно он?» — «Вот лето второе вышло, вбросили, чуть живой… В казармах мутил…» — «Большевик, я вижу. Как ты, собирал кружки». — «А ты? Кузьма, подойди поближе…» Глазами сошлись дружки. «Варламова знаешь?» — «А ты? Откуда? — сказал он.— У нас ведь связь! Царицын — Быково!» — «Вот это чудо! Федя, родня нашлась!..» — «Тише, — Бабаев уже не видит, — молчи, отдышусь пока…». — «Не будет! — подумал Кузьма. — Не выйдет так жить, как жили века!»
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НОВАЯ ВСТРЕЧА
1. ПЕРЕД СЪЕЗДОМ Восходит затуманенное солнце, дымки из труб на Волгу отмело. Журча глубинной силою колодцев, родное просыпается село. Быковы хутора на крутояре. В Заволжье снегу — избам до плечей. Запели двери. Утренник в разгаре. Дрожат на стеклах блики от печей. Я, как любой, увидев направленье, план партии — мечтания ее, в них нахожу свой путь, свое волненье, сердечное веление свое. Я вижу… …Пристань дернулась, осела, мостки прогнулись, шлепнули — волну. А он уже на кручу вышел смело, пошел, пошел, сминая тишину. Крича, в песок отряхивая брызги, я вылетел из Волги. Все — за мной. Я, сын вдовы, Натальи-коммуиистки, наслышался о нем еще зимой. Растет толпа, и надо торопиться. В шипах колеса! Сила хоть куда! Ехидный дед подкинул палку в спицы, от удивленья — набок борода. Так трактор шел, выхлопывая тонко. До вечера гудели голоса: «Цепляй косилку!» — «Все садись!» — «Силенка!..» Не отставали мы от колеса. И стало всё вокруг каким-то новым. Лампешку долго жгли у нас в избе. Когда поднялся месяц над Быковым, я трактористом снился сам себе. Под утро мамин выкрик полусонный: «Наш трактор!..» Побежала, я вослед… Рассыпались, искали — пеший, конный. Перекликались люди. Плыл рассвет… А трактор уходил, теряя силы, шел ранней степью. Волга впереди. Они вожжами руль ему скрутили, пустили. «Ну, партеец, уходи!» — «Иди и не мути!» — кричали хрипло, разбили фару, чтобы не глядел… И ночь к стальным шипам его прилипла. Так шел он, одинокий, и гудел. Мял молочай, кусты. Овраг — преграда. Лез, выбирался. Снова брал разбег. Доверчиво он думал: значит, надо, раз уж его направил человек! Так уходил, хмелел в горячей дрожи, давил суслячьи норы за бугром… Проснувшееся слышало Заволжье торжественный его предсмертный гром. Мы след его над кручей отыскали. Рыдала мать. Запомню навсегда. А в это время из далекой дали на Волгу к нам слетались поезда. В ста километрах ниже по теченью, вниз, по свеченью полных волжских вод, открылся трудовому ополченью — пока на кальке — Тракторный завод. И правда жизни, чистая, прямая, работала, готовя торжество. Пошли, пошли, сметая и вздымая, родные братья трактора того. Я не в укор припомнил день тяжелый, село мое. Я сын твоей судьбы. Пусть будет поколеньям верной школой нетленная история борьбы. То было наше давнее начало, нам каждый шаг давался нелегко. Но партия звала нас, научала и, как всегда, глядела далеко! Листаю я летящие страницы твоих высоких замыслов, страна. Гляжу в глаза, заглядываю в лица, произношу родные имена. Быковы хутора в метели вижу, разлет электромачт невдалеке, в ста километрах по теченью ниже — громаду Гидростроя на реке. Сияет беспредельно белополье, морозный воздух чист — гляди насквозь. Влилось село соседнее, Раздолье, что раньше Голодаевкой звалось. А выше — Жигули, Идут по селам энергомагистралей провода, и кружит оживлением веселым машины наши волжская вода. Вода придет, просторы изменяя, теплом нальет твой колос и арбуз. Ответь на это, родина степная, я за твои мечтанья не боюсь. Под снегом — горизонт озимых пашен. Колхозный двор моторами прогрет. Так воздух чист — дорога жизни нашей видна на много верст, на много лет.