Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 117

ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ, НЕ ВОШЕДШИХ В АВТОРСКИЕ СБОРНИКИ

134. АВГУСТ

Что делать с августом? Что надо? Кому сказать? Куда пойти? С сердечным гулом нету слада, жить невозможно взаперти. С размаху в ноздри пахнут травы, плоды гнут ветви до земли, и яблони стоят, как павы, от нежности изнемогли. У августа всего в достатке — то дождь, то солнце, — выбирай. И гор обветренные складки, и море полное — взакрай. На золотых песчаных нивах сгорают женщины дотла; лежат в причудливых извивах их плодоносные тела. А мы без памяти и сами! Такой тебя и сберегу — свежеомытыми глазами зовешь меня на берегу. Иду из-моря в пене зыбкой с бесценной ношей. Бьет волна. За смуглою твоей улыбкой тревога матери видна. Прижалась изо всех силенок, смеется мне — не упади! — наш теплогорлый соловьенок, Анюта, на моей груди. 1974

135. КАК ТЕБЕ ЖИВЕТСЯ?

Больше не могу в себе носить. Только вспомню — снова забывается. Всё хочу, любимая, спросить: как тебе живется, как шагается? Соберешь в дорогу — я спешу. Встретишь — я в глазах твоих отсвечиваю. Вспоминаю — вот сейчас спрошу… И молчим, взволнованные встречею. День за днем работаем, живем, год за годом отлетают в сторону. Все тревоги, кажется, вдвоем, радости, мне думается, поровну. Ну, а вдруг всё это миражи!.. Ясность всё опять отодвигается. Как тебе, любимая, скажи, как тебе живется, как шагается? Как тебе, скажи, в моем бою, как тебе со мною рука об руку? Я и то, признаюсь, устаю. По земле идем. А не по облаку. На исходе лета моего, моего бушующего августа, я еще не знаю ничего — грустно тебе в жизни или радостно. Отвечай улыбкою одной. Это знать другим не полагается, как тебе, любимая, со мной, как тебе живется, как шагается? 1974

136. КАПЛЯ ВОЛГИ

Что-то верить стал я                                       в каждую примету. Серой синью                       стынет волжская вода. Может, скоро                           я в последний раз                                                          к тебе приеду и останусь, не расстанусь. Навсегда. Волга-родина,                           прости слова восторга и прости меня за всё,                                     что умолчал. Я живу тобой,                           плыву тобою, Волга, знаю твердо —                           ты последний мой причал. Я плыву тобой,                            все створы отмечаю, каждый раз                      читаю снова по складам. Проблесковыми огнями                                          отвечаю всем           идущим на сближение                                                      судам. Сколько жизней                            нами прожито с тобою! Бурлаком ходил                                 дорожкой бечевой. С той поры всегда хожу                                          твоей тропою, хоть и ноет                      каждый мускул плечевой. С Пугачевым я стоял                                       в ночи грозовой, лодки посуху                           от Дона волоча. Был я вольницей твоею                                                  понизовой, был я конницей твоей                                        у Калача. Я твоими всеми мелями                                                мелею, все глубины                          воспеваю во сто крат, всеми болями твоими                                           я болею, торжествами,                           всеми праздниками рад. Уезжаю, говорю тебе:                                      «Счастливо!» Тихо тают на песке мои следы… Мне прощание с тобой,                                            как боль разрыва, с каждым разом —                                   как предчувствие беды. От волны твоей глаза мои наволгли. Отзови от всех земных широт меня. Волга-родина!                           Я твой.                                            Я капля Волги. Искра малая                             от вечного огня. 1974–1975

137. «Захочу позвонить…»

Захочу позвонить —                                   опомнюсь, —                                                         с диска спадет рука. Ни расспросить, ни рассказать —                                                      ни слова теперь в ответ. Далеко ли ты или близко —                              никто не знает пока. Я к этому не привыкну,                                        что тебя навсегда нет. Не загробной слезой омою,—                                                   знаю твой нрав. Но ушел                  и не попрощался —                                                    ничего не-сказал мне. А я ведь живу, как прежде,                                                 с тобою вдвоем,                                                                               вдвойне. Оборвал всё тоской немою,—                                                    нехорошо,                                                                        Ярослав. Хожу и зову друга…                                   У тебя их теперь — не счесть. В друзья тебя назначает                                             каждый —                                                              и стар и мал, и тот, кто считает дружбу                                                службой                                                                   плести лесть, и тот, кто знает ей цену, —                                                  не раз ее продавал. «Прощай!» — шепчу запоздало…                                                          От боли я сник и стих. Нужна мне твоя улыбка,                                           укором сведенный рот, локоть, прикрывший строки,                                                    голос, густой, как стих, рабочая неторопливость                                                у проходных ворот. Знаю — ты оборвал бы,                                              знаю и сам — нельзя. Не в плаче стихи охрипли, —                                                кровь вышла из берегов. Поэзию всю окрикни,                                      и отзовется вся на нежное твое имя —                                      Ярослав Смеляков. <1975>