Страница 37 из 117
77. АЛЕКСАНДРУ ПОНОМАРЕВУ
«А ты помнишь?» — «А помнишь?» — «Помнишь»? Вот какой разговор ведем. Память сразу идет на помощь, обжигает прямым огнем. А бывало, не вспоминали, позади — ничего пока, что-то будет — еще не знали, начинали издалека. Волга виделась прямо рядом, из завода шли трактора; дальше степь — не окинешь взглядом. Ветер пыльный. Полынь. Жара. «Ну-ка, братцы, мы — сталинградцы!» Стадион гудел за бугром. Нас тогда и зажег, признаться, тех рабочих ладоней гром. Тех горячих ладоней сила и вела нас потом в бои, и тебя по полям носила, и вливалась в слова мои. «А ты помнишь?» — «А помнишь?» — «Помнишь?» Ты киваешь мне головой. Будапештом ходили в полночь. По Песчаной идем Москвой. Самолюбием я рискую: узнают, обернувшись вдруг, и походку твою морскую, и летучую легкость рук. На скамейке среди запаса тренер плечи нагнул вперед. Я невольно вперед подался, любопытство меня берет. Как ты, тренер, глядишь на поле, на своих молодых ребят! Я сочувствую сложной доле, понимаю мятежный взгляд. Знаю трудное это чувство, так знакомо оно и мне. Это радостно, это грустно. Понимаю тебя вполне. Но они — твое возвращенье, все твои молодые дни, воплощение и свершенье, продолженье твое — они. Позавидуем им немного, что же, Саша, другим пора. Дальше, дальше идет дорога, надо день начинать с утра. «А ты помнишь?» — «А помнишь?» — «Помнишь?..» Нет, не надо. Даю отбой. Время памятью не догонишь, очень молодо нам с тобой. Нам еще вспоминать-то рано, просто так — погрустим слегка. И от звания ветерана мы отказываемся пока. Нас дорога не укачала и ничто не погонит вспять. Вспоминаем свое начало, продолжаем свое опять. 196078. ПРОЗРЕНИЕ
Я ничего не мог припомнить, не мог ни шагу изменить. Я вижу — мяч ко мне приходит, в нем что-то тоненько звенит. Бежал и вел его в ворота, а где ворота — не пойму. Ищу друзей — не видно что-то, всё поле в солнечном дыму. Вот покажи свое искусство, когда уже грозит скандал. То на краю щемяще пусто, то полусредний пропадал. Рывками сам иду к просвету, вокруг защитники скользят. Но вот мяча уже и нету, опять назад, опять назад. Разбор игры казался адом, и холодело всё внутри. «Мы выходили, были рядом…» Смеялись зло: «Не мастери!» Я понимал — друзей обидел. Не знали, в чем моя беда. Я просто ничего не видел в азарте боя иногда. Мяч упустив за боковую, однажды на бегу взглянул на стену шумную, живую, на разноцветный дружный гул,— заметились мгновенно, сразу, запечатлелись в тот же миг ее глаза. И как-то сразу круг стадиона вдруг возник. Всё поле вижу — ближе, дальше, выходит край на том краю. Ждет полусредний передачи, я понял, я передаю. Мяч у меня опять в неволе, даю — и вновь готов к мячу. «Я вижу поле! Вижу поле!» — счастливый, про себя кричу. Года и годы пролетели, идет крутой плескучий вал. Не раз потом на самом деле я в жизни слеп и прозревал. Еще возможно повторенье, но только знаю навсегда: оно придет, мое прозренье, как памятное в те года. Не огорчайтесь, что обижу. Не радуйтесь, что не могу. Я просто временно не вижу в азарте боя, на бегу. Не отчисляй меня, команда, не торопитесь сдать в запас, не надо, слышите, не надо, я поведу еще не раз. Мне то стремление слепое дороже ясностей иных. Прозрею я на поле боя, не на скамейке запасных. Чтобы земля опять гудела, чтоб видеть землю и траву, чтоб видеть поле без предела, пока дышу, пока живу. 195879. ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ
Всё так, потеряна прыгучесть, и ослабел уже рывок. Что ж, человеческая участь. Спорт — молодость. Приходит срок. «Незаменимых не бывает»,— сказал давно железный век. «Он плохо место выбирает». — «Он что-то слабо выбивает…» И вот уходит, выбывает. И убывает человек. Но тот, что славил то и дело и всем хвалился, что знаком, назвал принципиально, смело бесперспективным игроком. Мальчишки тем, которым лестно бывало чемодан нести, почтительно уступят место, но видно — им не по пути. Они смущаются чего-то, не понимают, почему им в это верить неохота, как неохота никому. Судьей завистливым и строгим глядит: другие полем мчат. Порой невольно дрогнут ноги так, что соседи заворчат. «Не так!» — прошепчет он. «А ты-то!» — «Легко с трибуны…» — «Ты бы сам!» Со всех сторон шипят сердито. Он поддается голосам. И начинается неверье, подкрадывается пустота, вот-вот не те откроет двери, туда, где есть еще места. А это было лишь начало! Спорт — подготовка для годов. И если юность отзвучала, то, значит, к мужеству готов. Вы с поля с честью провожайте, берите юного к мячу, но зрелость силы уважайте, давайте дело по плечу. Не прозевайте в нем героя, не отводите зорких глаз. Придет дыхание второе, оно-то главное подчас! Конечно, он в плечах пошире, ему нагрузку дай под стать. Вреднее нет — пустые гири с такою силой поднимать. Он сложен, человек, и труден, да, он на винтик не похож. А кто придумал это, люди? Бесперспективность — просто ложь. Он никогда не примирится, будь знаменит, не знаменит. Нет, человек не повторится, его никем не заменить. 1958