Страница 32 из 117
57. ПРОЩАНИЕ
Ты помнишь — первый раз в Тбилиси. Лето. Веселые и молодые, шли сквозь волны знаменитого проспекта плечом к плечу, расстаться не могли. Такой и шла, как встретил на Арбате, девчонкой светлокосой поутру. Так тебе шло сиреневое платье, в твоих коленях билось на ветру. Зачем я это? Кто подумать мог ли — Москва, Тбилиси, Хельсинки, Париж? И ты — как в перевернутом бинокле туманно, отдаленно отстоишь. Всё возвращаю — ничего не надо, себе не оставляю ничего: ни твоего расплывчатого взгляда, ни сдержанного смеха твоего. Хотелось бы спросить — скажи на милость, ты хорошо освоилась, скажи, достаточно ли ты переменилась, не тяжелы другие этажи? Меня совсем из сердца излучила? Теперь уже не мучает вина? Ты хорошо другого изучила? Смотри не перепутай имена. Твоя беспечность выглядела мнимой, и бунтовство, и смелая игра. Я знаю — на душе твоей ранимой вся беззащитность женщины была. Неведомы порывы и извивы. Рисковые чудачества темны. К случайностям мы все несправедливы, случайностями все опьянены. Боюсь я за тебя — ты фантазерка. Прощай совсем. Теперь уже пора. Живи же настороженно и зорко, желаю тебе счастья и добра. Не осуждаю, но и не прощаю, не обсуждаю, но и не корю. Спокойствия тебе не обещаю, но вечное прощание дарю. 196158. «Отлегло. Забываю…»
Отлегло. Забываю. А всё-таки грустно. Опять кружись, как ветер в поле. А может, чтобы жило искусство, нужны на свете такие боли? Свет мой, зачем так внезапно гаснуть? Нехорошо так. Как ночью в роще. Ослепила такая ясность, что ухожу на память, на ощупь. Я, оглохший. И спящий город. Стоим вдвоем, ни назад, ни вперед. Я — открыв удушливый ворот. Он — с открытыми ртами ворот. Мне тяжело. И если правда, что поэзии это сродни, то бросить стихи обязательно надо, — слишком дорого стоят они. 196159. «Ты музыки клубок…»
Ты музыки клубок из разноцветных ниток. Ты — музыка во мне. Я слушаю цвета. Туманный, словно сон, пещерный пережиток ты разбудила вдруг, наверно, неспроста. Ты тень или ты свет? Меняешься мгновенно. Ты пересвет такой, что путаю слова. Ты пестрота цветов и звуков, перемена дней и ночей моих, очерченных едва. Остановить тебя на чем-нибудь нет силы. Как будто бы в костер, глядеть не устаю на беглые огни. Их дымные извивы нельзя предугадать, как молодость твою. А тем и хороша. И потому загадка. Поэтому живу на свете в полный рост. Ты музыки земной космическая прядка, ты музыка лучей, протянутых меж звезд. 196160. «Мы встретились с тобой…»
Мы встретились с тобой — два одиночества. Не хочется нам вспоминать о том, что было. Не то чтобы всё отошло и всё остыло, нет, просто так — не вспоминается, не ропщется. Красивая ты, как никто, другим завидная, ты умная, всё понимаешь. В чем-то старшая, движеньем головы густую прядь откидывая, идешь с работы, улыбаешься, уставшая. Всё бы не так, не будь другого в памяти, или забудь другую я, или прости я. Но ты и я раздельно чем-то заняты, и ходим рядом, как Орда и Византия. И впереди такая даль! Такая улица! Идем, и всё благодарим себя за что-то. Возвышенно и ново с жизнью дружится, как будто бы мы на земле после полета. Когда глаза мои увиделись с твоими, мы догадались о себе легко, открыто: нам вместе не бывать, не быть двоими, — у каждого из одиночеств есть орбита. А ты смеешься мне опять — моя сообщница, не хочется нам вспоминать о том, что было, и не о том, кого любил, кого любила. Идем, свободные, как два пути, — два одиночества. 1963