Страница 16 из 20
На с. 85 кто-то сидел «на нем, на этом дробном сером ослике». Известно, что архаическое слово «дробный» значит не «маленький» а «мелкий», и в приведенном смысле совершенно не употребимо. Иногда ради неприкосновенности метрической системы переносятся ударения, например, с «ледяных» на «ледяных» (с. 109). По-видимому, по тем же причинам Бунин иногда впадает в преувеличенный лаконизм, например на с. 159. где:
Против этих трещащих коров уже протестовал кто-то из критиков. Но еще больше чувствуется связанность Бунина в построении фразы, в размещении ее составных частей. Так, на с. 35:
Это «по борту» — чрезвычайно неуклюжее, вряд ли даже допустимое грамматически — совершенно невозможно тяжелит поэтическую строку, выпирает из нее, как главный признак, тогда как по существу это едва ли не заполнение пустого места размера несущественной подробностью. Такой синтаксис, неверный и для прозы, недопустимо сложен для поэзии. Очень значительно здесь и прилагательное «турецкой», относящееся к феске.
Довольно часто и приводящее в восторг Сирина повторение глаголов (старый прием, кстати сказать) есть не что иное, как заполнение многостопного размера. Небольшое число стоп иногда застекляет Бунина так усекать фразу, что совершение нельзя ее понять. На с. 48 напечатано:
Даже если оставить в стороне сияющую новизну самого сравнения, нужно сказать, что, хотя оно и должно подействовать на того, кто никогда не встречал его еще у Майн-Рида[31], — в таком виде, когда не совсем ясно, кто все-таки плакал: шакал как ребенок, или ребенок как шакал — оно вряд ли достигнет своей цели.
Подчас Бунин совершенно катастрофически запутывается в словах, должно быть, отдаваясь течению свободной метрической стихии. В стихотворении «Мать» он рассказывает о том, как по долине «семенил ушастый ослик» (пожалуй, действительно, более определительного прилагательного к «ослику» не найти), а дальше непосредственно:
Догадаться, конечно, можно — кто гнался, и за чьим хвостом и кто при этом вилял хвостом, осел или организованная за ним погоня, — но трудно.
В стихотворении «Феска» (здесь размер не обязывает на слово «турецкая») Бунин задает новую загадку:
Женщина, глянь, проходя, сквозь сияющий шелковый газ
На золотые усы и на твердую красную феску!
Если при чтении вслух не обозначить в воздухе пальцем все запятые, слушатель будет твердо уверен, что женщина проходит «сквозь сияющий шелковый газ». Очень типично для прозаика Бунина то, что он больше верит в силу запятой, чем в непреодолимую силу музыки стиха и мощь цезуры его.
Очень интересно и то, что на с. 176, «Дедушка в молодости» —
Эти «сплошь темные глаза» могут присниться. Надо утешаться, что слово «сплошь» не для характеристики, а для размера.
Иногда Бунин заполняет строку прямо какими-то парадоксами из жизни животных. –
(с. 207).
Первый стих, где выясняется, что вол может одновременно быть и быком, не вызовет смущения только в самой наивной институтке. Очень значительны и дополнительные штрихи, доказывающие, что это странное животное обладает рогами и раздвоенным копытом.
Но техническое слабосилие Бунина, — совершенно безнадежное, если принять во внимание, что он работает над стихом четверть века, столь очевидное в отношении к метрике, — еще более заметно в ритмике, играющей, правда, в его творчестве самую второстепенную роль. Его стихи как будто совсем лишены каких-нибудь индивидуальных музыкальных основ. Но стоит этому унылому однообразию, этой вялой сухости, этим повторениям одних и тех же интонаций хоть немного оживиться, зазвучать в ином месте, как неизбежно обнаруживается чей-нибудь подстрочник, раздаются уже знакомые чужие ноты. Своего голоса у Бунина нет.
Трудно не узнать, например, интонаций Пушкина в строках
(с. 12)
или:
(с. 81).
Трудно не вспомнить «Песни западных славян»[32], читая «Молодого короля» (с. 102). Невозможно не услышать и дыхание Блока в некоторых белых стихах, например в «Огне на мачте» (с. 29), в «Венеции» (с. 107), в «Одиночестве» (с. 122), — главным образом, дыхания «Трех смертей»[33]. Кто не ощутит также и мужественный гумилевский ритм в такой хотя бы строфе:
Каким-то роковым образом за всякой, приятно удивившей соскучившееся ухо читателя, строфой обязательно раздается знакомое пение. Так «Петух на церковном кресте» неразрывно связан с «Вечерним звоном» Козлова[34]; так «Псалтирь» (с. 153). –
Звучит, пока не послышится за этими словами скорбная панихида Фета: «На смерть Бражникова», — [35]
31
Майн-Рид (Рид Томас Майн) (1818–1883) — английский писатель; с 1840 г. жил в США.
32
«Песни западных славян» (1834) — цикл стихотворений А. С. Пушкина.
33
Имеется в виду стихотворение «О смерти» (1907) из цикла «Вольные мысли» (1904–1908).
34
Козлов Иван Иванович (1779–1840) — поэт и переводчик; «Вечерний звон» (1828) — перевод стихотворения ирландского поэта Томаса Мура (1779–1852).
35
Фет (Шеншин) Афанасий Афанасьевич (1820–1892) — поэт, прозаик, критик, переводчик. Стихотворение «На смерть Бражникова» («Взвод, вперед. Справа по три. Не плачь!…») (1845) впервые было опубликовано в посмертно изданной книге Фета «Ранние годы моей жизни» (1893).