Страница 1 из 24
Генри Лайон Олди, Андрей Дашков
Марина и Сергей Дяченко,
Марина Наумова
Книга Тьмы
(Сборник)
Самый страшный монстр
«Книга Тьмы» — звучит, быть может, и чуть пафосно, зато в достаточной мере отражает суть антологии, а также главный смысл такого литературного направления, как «хоррор» (horror), или «литература ужасов». Тьма — непременный атрибут ужаса; при свете дня кошмары и призраки исчезают, оставляя по себе смутные воспоминания, что лишь слегка щекочут нам нервы. Но стоит сгуститься ночным теням — и монстры, таящиеся во мраке, порождения «темной стороны» нашего сознания, обретают плоть и уже не кажутся нам досужей фантазией.
Классические персонажи «литературы ужасов» — зомби и вампиры, чудовища и призраки, демоны и маньяки — предпочитают действовать под покровом ночи. Тьма придает им сил, в ней порождения кошмаров чувствуют себя комфортно и уверенно. И она же лишает их жертвы мужества и воли, дезориентирует, заставляет дрожать от страха и дергаться от каждого шороха.
Но это внешняя тьма. Зачастую она куда менее страшна, чем тьма внутренняя — та, что таится в укромных уголках нашей души. Сон разума, как говорится, рождает чудовищ.
Главное мастерство писателя, отдающего дань «литературе ужасов», не в том, чтобы сотворить очередное чудо-юдо (хотя, конечно, без монстров — то есть ужаса внешнего — не обойтись), а в том, чтобы вскрыть, словно скальпелем хирурга, темные глубины человеческого подсознания, явить читателю прячущихся там жутких фантомов, продемонстрировать нам нашу собственную «темную сторону».
Именно такие произведения мы и постарались собрать под обложкой этой книги — попав в экстремальные обстоятельства, на грани жизни и смерти, герои под пером своего создателя являют нам как самые лучшие, так и наиболее жуткие стороны своей души.
Впрочем, те, кто жаждет увидеть на страницах антологии зловещих монстров, инфернальные исчадия ада и армии Апокалипсиса в виде легионов зомби, тоже, думается, не будут разочарованы.
Итак, «Книга Тьмы».
Почему шутов раньше хоронили за оградой кладбища? Что может скрывать под собой маска паяца? Попробуй, примерь ее — и весь мир вокруг тебя превратится в театр, в жуткий и соблазнительный балаган, где ты же в качестве зрителя замер в зале в предвкушении катарсиса. Что движет тобой в эти мгновения? Чужая древняя воля, сила зловещего артефакта — или вырвавшаяся на свободу твоя собственная «темная сторона»?
Что нужно древнему богу для пробуждения? Человеческая душа? Кто же согласится добровольно пожертвовать душу зубастой твари?! Но когда тебя окружают равнодушные монстры в человеческом обличье… Быть может, вложить душу в тело татуированной акулы — далеко не худший выход.
Как поведут себя люди, запертые в странной гостинице, когда выхода нет, время идет, а голод и жажда напоминают о себе все настойчивей? Кто победит в душе узников — зверь или человек?
Язык не поворачивается назвать «положительным героем» бандита, убийцу и похитителя. Но что же тогда случилось с остальными людьми, обитателями инфернального мирка, если он — единственный, кому сопереживаешь, единственный, кто сохранил в себе хоть что-то человеческое?
Чем залатать прореху в Мироздании, откуда на тебя смотрит сама Смерть? Только жизнью. Чужой жизнью. Кем ты готов пожертвовать, чтобы уцелеть? А дыра продолжает расти, Смерть ненасытна, она требует новых и новых жертв.
Красота тоже требует жертв. Как и Вечность. Ибо живая красота увядает и запечатлеть ее навсегда можно лишь в смерти. Ты силишься избежать уготованной тебе судьбы, но кошмар все равно становится явью; он проступает сквозь Тьму пластиковым лицом дьявольской куклы, внимательно глядит на тебя. И это уже не сон!
Говорят, неупокоенные духи обретались на Земле испокон веков. Но кто верит в них сейчас, в век прогресса и высоких технологий? Увы, иногда приходится вновь поверить — чтобы остаться в живых. Ибо пресловутый прогресс имеет и свою оборотную сторону, даруя неупокоенному новые возможности. Казалось бы, что может быть банальнее счета за электричество? Но платить по счетам порой приходится жизнью…
Ну и, конечно же, зомби. Впрочем, зомби бывают разные. Не всякий сразу кинется выгрызать тебе мозги. И когда тебя забыли, бросили, оставили подыхать одного — если тебе очень повезет, к тебе на помощь придет живой мертвец…
«Книгу Тьмы» составили повести и рассказы Марины и Сергея Дяченко, Г. Л. Олди, Андрея Дашкова, Марины Наумовой. Переверните страницу — и окунитесь во Тьму, вглядитесь в нее, узнайте, какие чудовища в ней скрываются. И сами решите для себя, какой из монстров — самый страшный…
Только не забудьте, закрыв книгу, сперва посмотреть в зеркало.
Дмитрий Громов, Олег Ладыженский (Г. Л. Олди), январь 2012 г.
Генри Лайон Олди
Ваш выход, или Шутов хоронят за оградой
Я — зритель.
Сплю в объятьях зала
И вижу сон, Как жизнь убитому сказала:
«Прости за все».
Бери мое добро да горе-злосчастье в придачу…
1
Ненавижу «частный сектор». Нашу местную «одноэтажную Америку». Нет, воскресным днем, конечно, чудненько выбраться сюда с друзьями: шашлычок, «Изабелла», «Бери шинель, пошли домой». Расслабленно привалиться к стволу старой груши, ощущая спиной его тепло даже сквозь рубашку…
Слиться с природой, без лишней фамильярности с ее стороны.
Зато ночью или поздним вечером, как сейчас, — благодарю покорно! Особенно когда ты не груши под шашлык околачиваешь, а, матерясь сквозь зубы и спотыкаясь через два шага на третий, ковыляешь по здешним канавам. И добро б пьяный! — трезвый я сегодня. Сотка «Борисфена», распитого на скорую рюмку в Доме офицеров, не в счет. Во-первых, по стону, который здесь песней зовется, только на танке бечевой ездить. Во-вторых, фонари отсутствуют как классово чуждый элемент, а исключения из правила разбиты шаловливыми аборигенами. В-третьих же, поскольку я редкий гость на окраинах, есть немалый шанс плутать по этой самой Гиевке, как Моисей по пустыне, сорок лет, пока выберусь к земле обетованной. Решил, называется, «дорогу срезать», придурок…
Неподалеку, кажется, со стороны «Красного Октября», что-то бахает: раз, другой. Шпана петардами балуется. Или самодельными взрывпакетами. Если в наш просвещенно-рыночный век кому-то еще не лень набивать их смесью магниевых опилок и перманганата калия, более известного в народе под названием «марганцовка». Эх, помню, в золотые школьные годы… Ч-черт! Так и ноги переломать недолго. А они, родимые, меня — волка — кормят. Повернуть обратно? Проживет Наташкина бабушка без моей двадцатки до воскресенья, ничего ей не сделается! Она всех нас переживет, эта бабулька. Так, Мальбрук вернулся из похода: кажется, к метро отсюда направо.
На повороте имелась счастливая достопримечательность: косой от гордости фонарный столб, озаренный сплошь засиженной мухами лампой. Или кто там ее засиживал, эту лампу. Вот прямо под столбом из кустов махровой сирени на меня и выпал человек.
— П-по… моги! «Скорую»… раненый я…
Пальцы, покрытые ржавой коростой крови, клещами вцепляются в лацканы куртки. Трещит ткань. Прямо перед глазами — блеск металла. Наручники! Небось, уголовник, из-под конвоя сбежал… тюрьма же рядом, на Полтавском!..
— Напали, гады… деньги! деньги забрали!.. Менты… или бандюги в форме… м-ментовской…
Левое ухо у него надорвано, торчит хрящом. Глаза мутные, лицо, как и руки, вдрызг испачкано кровью. В мертвенном свете фонаря оно кажется неживым, будто в меня вцепился покойник. Или клоун в гриме. Цирковой грим вблизи — то еще зрелище. Не для слабонервных.