Я помню Паллахакси

– Значит, ты преждевидел первоначало вещей, Харди? Ну и ну. Если верить нашей семейной традиции, только ты и я способны на это. Только ты и я, Харди. Твоё слово против моего.

– Ещё один стилк преждевидел Великую Стужу, Станс.

– В самом деле? – Его брови поднялись в насмешливом изумлении, но в глазах затаился страх. – И кто же?

Чара вскарабкалась на скамью.

– Это я.

Аудитория глухо зароптала.

– Ты! Ты! Это ты шлюха Харди, если я не ошибаюсь? Водяная ящерица, которая живёт с земляным червяком?

– Довольно оскорблений!

Теперь и Лонесса взгромоздилась на скамью, где уже стало тесновато. Вид Носского Дракона сразу утихомирил толпу. Станс взглянул на Лонессу не слишком уверенно.

– Я понимаю, что Чара твоя дочь, однако…

– Замолкни, Станс. Я здесь не для того, чтобы оспаривать истинность твоей памяти. Это всё несущественно.

– А что же, по-твоему, существенно?

– То, что ты убил своего брата, Станс. И я могу доказать это!

Когда мистер Мак-Нейл рассказывал увлекательные истории о космических путешествиях, он часто употреблял выражение «и кровь отхлынула от его лица…». Мы, стилки, во многом подобны землянам (не без причины), и глядя на дядю, я увидел воочию, как кровь покидает его лицо, должно быть, для поддержки усиленной работы мозга. Мертвенно-бледный, как омерзительные трупные мухи на нижнем уровне, Станс хрипло каркнул:

– Оговор!

– Кафф! – нетерпеливо бросила Лонесса.

Предводитель Носса швырнул на перегруженную скамью больше кожаный мешок и сам утвердился на краешке рядом с ним. Что-то длинное и тонкое выпирало из мешка. Кафф оставил его лежать и посмотрел на толпу, которая внезапно стала очень смирной.

– Иам-Бруно был очень уважаемым человеком. Люди Носса любили его, и с ним всегда было легко договориться… кроме… – Кафф прикусил губу, несомненно припомнив, как мой бедный, наивный старикан шмякнул его о стену. Но сейчас было не время бередить старые раны. – Его смерть была тяжёлым ударом для обеих деревень, и хуже всего, что он был убит в Носсе. Тело Бруно с колотой раной в спине обнаружили в эстуарии, и его сын Харди, который его нашёл…

Кафф снова заколебался и взглянул на меня. Он прекрасно помнил, как я обвинил его в убийстве. Но Кафф сильно возмужал с пор, как взял на себя ответственность предводителя. Он проглотил свою обиду и продолжил речь.

– Было самое начало грума. Люди не ведали, кто совершил это ужасное злодеяние. Но мы знаем, как это произошло! Иам-Станс, родной брат Бруно, подошёл к нему сзади, когда тот стоял на краю обрыва, и ударил в спину своим охотничьим копьём. Бруно потерял равновесие и упал в глубокую воду, едва не прихватив своего брата с собой.

– Гнусная ложь! – завопил дядя. – Ты будешь утверждать, что сам это видел?

Но Кафф не уделил ему внимания.

– Станс резко дёрнул копье, и оно вышло из тела, но кисточки запутались в плаще Бруно, и тело выпало из плаща. Убийца тоже потерял равновесие и вынужден был выпустить копье, а у этого копья железный наконечник. Станс земляной червяк и не умеет плавать, поэтому он мог только смотреть, как копье падает в воду и тонет вместе с плащом. Но потом он подумал, что теперь всё в порядке, улики лежат на дне, и это конец всему.

Теперь Кафф повернулся и в упор посмотрел на дядю. Тот не выдержал и опустил глаза.

– Но ты сухопутник, Станс, и ты позабыл о груме.

– О груме? Груме? – тупо повторил Станс.

– Тогда грум ещё не был в полной силе. Но шли дни, и вода становилась все плотнее и плотнее. Ты понимаешь, что это значит, Станс? Когда вода плотная, разные вещи всплывают на поверхность. – Он поднял свой мешок. – Например, глубоководные рыбы, или затонувшие лодки, или… – Кафф вытащил из мешка экспонаты и высоко поднял их над головой. – … плащи, в которых запутались копья. Удивительно знакомые копья и очень знакомые плащи. Церемониальный плащ Бруно. И твоё церемониальное копье, предводитель!

И это был конец Станса.

Он взирал на улики в тупом изумлении, несомненно пытаясь сообразить, что же он упустил в своих молитвах и почему Великий Локс его оставил.

Я видел теперь, что у дяди не было даже понятия о морали, которую закладывают в нас бесчисленные поколения наших предков. Или, в случае дефекта памяти, мораль прививается правильным обучением, как это было с Дурочкой Мэй. Но Станса никто и никогда ничему не учил, поскольку мой дед, Иам-Эрнест, не желал признавать своего младшего сына ущербным.

Было ли это преступлением со стороны деда? Вероятно. Так или иначе, но Эрнеста нашли мёртвым, с колотой раной в спине, что весьма примечательно.

Станс то ли спрыгнул, то ли свалился с постамента, и толпа торопливо расступилась, открывая ему дорогу. Люди отводили глаза, когда он ковылял к выходу – маленький, сутулый, никчёмный человечек, чьё недавнее, пусть и фальшивое, величие навсегда перешло в разряд воспоминаний. У двери к нему кинулся Триггер, но Станс отшвырнул сына, в последний раз продемонстрировав силу. Он распахнул дверь, и внутрь ворвался свирепый снежный вихрь.

Великая Стужа началась.

И Станс шагнул в неё.

Кто-то быстро захлопнул дверь. Лонесса обернулась ко мне.

– Теперь все в твоих руках, Харди. Настала стужа. Надеюсь, ты не ошибаешься насчёт лоринов.

Кафф вперил в меня нехороший взгляд, совсем как в былые времена.

– Если ты знал, что Станс ущербный, то обязан был открыть эту тайну своему народу! Ты позволил нам подчиниться шарлатану. Это непростительно!

– Я не мог сказать. Кто-нибудь наверняка проболтался бы, а Станс, узнав об этом, успел бы подготовиться. Я ждал подходящего момента. Надо было застать его врасплох при большом стечении народа. Кстати, а почему ты не сообщил мне, что это Станс убил моего отца?

Мелочи вдруг сложились воедино. Внезапное обветшание Стансова церемониального копья. Слова Уэйли на берегу эстуария, где лежали найденные улики. Предсмертные слова Уэйли, шёпотом сказанные; сыну. Странные взгляды, которые Кафф начал бросать на меня после того.

Как ни странно, выражение лица Каффа смягчилось, и он усмехнулся.

– Не хотел рисковать. Ты мог бы проболтаться в самый неподходящий момент.

Через секунду я почувствовал, что и сам улыбаюсь.

– Возможно, ты был прав.

– И запомни, – сказал он серьёзно. – Это Иам-Мэй нас всех спасла. Какая гениальная идея – вот так взять и начать трясти скамью!

Он бросил восхищённый взгляд на Мэй, и я тут же смекнул, что к чему. Статус Каффа достаточно высок, чтобы предотвратить пересуды, если они с Мэй сойдутся. Что ж, прекрасно, так может пасть ещё один барьер.

Мы спустились со скамьи. Нам следовало посовещаться, прежде чем снова обратиться к народу. К нашему народу.

– И всё равно я не могу понять, – сказал Кафф задумчиво. – Почему твой отец не открыл Иаму правду о Стансе и не занял его место? Лично я так бы и поступил.

– Верность, – сказала Весна, которая присоединилась к нам. – Бруно всегда был верен всем и каждому. Включая меня.

– И хорошо же Станс ему отплатил, – напомнил Кафф.

– Станс не мог такого понять, он никому не доверял. Он не верил брату, не верил Харди, с подозрением относился к собственному отцу. Что за жизнь! Бруно говорил мне, что в обществе Станса всегда держится начеку. Но он не ожидал опасности в Носсе.

– Мне никогда не нравился этот подлый отморозок, – мрачно сказал Кафф.

В этот момент к нам присоединился заплаканный Триггер.

– А вы знаете, что значит быть другим, не таким, как все? И всю жизнь скрывать это? Мой отец знал. И он тоже хранил верность. Мне, своему сыну.

– Человек всегда может принять себя таким, какой он есть, – включилась Дурочка Мэй. – И извлечь максимальную пользу из того, что имеет.

– Но люди не дадут этого сделать, – огрызнулся Триггер. – Кому это знать, как не тебе?

Странно, как быстро выветривается эйфория…

Я стоял в огромном, мрачном, промозглом помещении среди множества людей, и многие из них ожидали, что я незамедлительно займусь спасением их жизней. Я преждевидел Великую Стужу, и был их законным предводителем, и должен был объяснить народу, что надо делать в подобной ситуации.