Я помню Паллахакси

Майкл Коуни

Я помню Паллахакси

ПРОЛОГ

В тот день, когда мне исполнилось семнадцать, я чуть было не утонул. Ярко сияло солнце, цепочка белых домиков Носса на берегу гляделась широкой улыбкой, гладкие воды эстуария лениво сползали в море. Лёгкий бриз раздувал мой парус, и я весело распевал, направляя скиммер к устью реки. Грум уже начался.

Это совершенно особое время года, когда океанское течение, опоясывающее наш мир, приносит к нам с Великого Мелководья удивительно плотную и тяжёлую воду – грум. Рыбаки меняют килевые суда на плоскодонки, вроде моего скиммера, и навешивают на сети и снасти добавочные грузила. Рыбы в эту пору невпроворот, ведь плотная вода выталкивает наверх придонных морских обитателей.

Чуть позже появляются свирепые наездники грума. Они стремительно несутся по поверхности моря, отталкиваясь мощными ластами, и атакуют всё, что попадается на пути, даже зумов. А уж зум покрупнее груммера раз в двадцать! Что-то в этих хищниках смутно меня беспокоит и даже пугает. Возможно, вспышка памяти одного из предков? Рано или поздно я выясню это, хорошенько покопавшись в воспоминаниях.

– Эй, на скиммере!

Глубоко задумавшись, я пропустил крик мимо ушей.

– Эй! Смотри, куда плывёшь!

Девушка, которая кричала и махала мне рукой, сидела в гребной шлюпке, дрейфующей под обрывистым берегом. Такие лодки с округлым днищем и глубокой осадкой крайне неустойчивы во время грума, но девушка непринуждённо удерживала баланс, и будь я чуток поумнее… Но где там! Эти водяные ящерицы из Носса считают, что море принадлежит только им. Нет уж, буду делать всё, что захочу.

И тут мой скиммер рванул вперёд, как перепуганный локс, хотя ветер совсем не изменился. Вода ужасно брызгалась и плескалась, что было очень странно, ведь грум хлюпает и стекает с бортов тонкими струйками. Я не успел додумать эту мысль: скиммер сбавил ход, да так резко, что меня швырнуло вперёд, потом остановился… и начал погружаться в воду.

В безумной панике я вскочил на ноги, и судёнышко опасно перекосилось. Рухнул парус, опутав голову и руки, вода моментально поднялась до колен. Она была не теплее ледяной руки Ракса, и я испустил отчаянный вопль. Освободиться никак не выходило, а если бы и удалось, плавать я всё равно не умею, как и любой сухопутник.

– Ради Фа! Прекрати скулить и вылезай из-под паруса.

Это был голос ангела, не иначе.

– Не могу, – жалобно прорыдал я, чувствуя себя обречённым. А ведь мне всего лишь семнадцать лет… Какая потеря для мира! Ледяное объятие тесно сдавило грудь, тонущий скиммер выскользнул из-под ног. Что-то двинуло мне под рёбра и потащило в сторону. Чья-то рука сдёрнула парус с лица, и я увидел пару внимательных глаз.

– Хватит! Увидят люди – смеху не оберёшься. Считай, что я тебя спасла. Можешь промямлить слова благодарности, если возникнет желание, а пока заткнись.

Верхняя моя половина оказалась в шлюпке, остальное болталось за бортом. Парус по-прежнему обвивал тело, а на рёбрах возлежала мачта скиммера. Золотое солнышко Фа светило прямо в лицо, и всё вокруг было необычайно ярким и тёплым, включая великолепные карие очи моей спасительницы.

Это очень редкий у стилков цвет глаз, и наша культура придаёт ему особое значение. Благословенный дар, напоминающий о легендарной Кареглазке! Вместе со своим возлюбленным Дроувом сия мифическая личность неким непостижимым образом, избавила нас от зла… Так или иначе, но всхлипывать я перестал и невнятно пробормотал «спасибо».

– На здоровье. Послушай, если ты подтянешься на руках, то вылезешь из этого кокона. Я придержу мачту, чтобы скиммер не ушёл на дно.

Потом мы сушились на россыпи каменных обломков. Скиммер вытащили на песчаный пляж, и он смиренно лежал бок о бок со шлюпкой.

– Ты наверняка сухопутник, – сказала девушка. – Земляной червяк. И всё-таки мог бы сообразить, что на скиммере не ходят вверх по течению. Там же пресная вода, понятно? Только что всё было в порядке, и вдруг… Бултых! – Она сделала выразительный жест маленькой пухлой ручкой. – Скиммер рассчитан только на грум, для обычной воды у него слишком мала площадь.

– Угу, – пробурчал я, погибая от стыда. Девушка внезапно хихикнула.

– Знаешь, – сказала она мягко, – в жизни своей не видела человека, который тонул бы так быстро. У тебя на самом деле почти не было шансов.

– Угу, – промычал я, глядя на эстуарий, бледно-голубое небо и куда угодно, только не на неё.

– Как тебя зовут?

– Э-э… Харди. Иам-Харди.

– Так ты из Иама? – удивилась она. От Носса до моей родной деревни полдня езды на мотокаре. – Должно быть, ты важная персона? Неуж-то я облагодетельствовала цивилизацию, – она усмехнулась, – когда спасла тебя из водяной могилы?

– Мой отец – Иам-Бруно, – объяснил я, стараясь не сиять, как медный пятак.

– Бруно? Брат вашего предводителя? – Казалось, это произвело на неё впечатление. – Ведь он сейчас в Носсе, не так ли? Я видела его мотокар.

– Отец приехал на переговоры с вашими предводителями.

– Переговоры? О чём?

– Ну, товары, торговля и всё такое. Планирование. Словом, высшие материи. Тебе будет неинтересно.

– Ты хочешь сказать, что и сам не знаешь?

Пора сменить тему, решил я. В конце концов, кто эта девушка? Я уже почти пришёл в себя и теперь видел, что лет ей примерно столько, сколько и мне, и что она невероятно хороша собой. Круглые, тёплые, карие глаза, россыпь очаровательных веснушек на пухлых щёчках и ослепительная улыбка, способная затмить Фа. Я не привык к близости такой красоты… У мужчин и женщин мало общего в нашем мире.

– Ты не сказала мне, как тебя зовут.

Девушка немного поколебалась.

– Чара. Носс-Чара. Имя, конечно, необычное, – заторопилась она, – но мать назвала меня так в честь родовой реликвии. – Она потянула за шнурок, убегающий в горловину платья из дорогой земной материи, и продемонстрировала подвешенный к нему сияющий кристалл.

Я ничего не понимаю в драгоценностях, но в этот миг я испытал самое мощное озарение в своей жизни… Кристалл и красивая девушка!

– О, – сказала она, пристально глядя на меня.

– Что?

– Нет, ничего.

Настала её очередь разглядывать эстуарий. Плоская масса океана лежала по левую руку от нас, и миллионы бледных птиц с пронзительным криком падали вниз, подбирая уснувшую на поверхности рыбу. Скиммеры бороздили воды сетями, собирая щедрый урожай грума, за долю которого отец в это время усиленно торговался, ведь зерновые в нынешнем году не уродились.

А я сидел на тёплых камушках со скользкой ящерицей из Носса.

Всем известно, что у береговиков странные привычки да к тому же перепонки между пальцами ног. Они настолько отличаются от нас, что некоторые склонны считать их другим видом разумных существ, но кое-какие малопристойные события доказывают обратное. Образ жизни у береговиков примитивный: мужчины ловят рыбу, женщины её обрабатывают, и все они зависят от ежегодного грума, а не от собственной сообразительности. Мистер Мак-Нейл, представляющий землян в нашей округе, называет их охотниками-собирателями.

Мы, сухопутники, гораздо более цивилизованный народ.

Наши мужчины занимаются охотой, это правда, но для постижения сложных миграционных путей дичи требуется недюжинный интеллект, не говоря уже об искусстве её выслеживания. А наши женщины выращивают съедобные растения, и в этом деле применяются абсолютно все виды планирования. Мистер Мак-Нейл рассказывал, насколько наша культура впечатлила землян, когда они впервые прилетели сюда несколько поколений назад.

И эти ящерицы имеют наглость обзывать нас червяками?!

– Мне пора, – сухо сказал я представительнице Носса. – Думаю, отец уже закончил переговоры и удивляется, куда я запропал. – Тут я вспомнил о скиммере. – Ты поможешь мне донести лодку?

– Что? – Она тряхнула головой и поспешно сказала: – Да-да, конечно.

Мы с трудом втащили скиммер на высокий берег, но на дороге дело пошло полегче: мы просто подняли его, каждый со своего конца, и понесли.