Пурпурный занавес

– Понимаю. То есть, жизнь идет?

– Не говори, – теперь уже вздохнул он. Вскинул взгляд в небо, сквозь пустые еще ветви тополей. – Идет…

И – сам не ожидал! – разразился стихами:

Как же я забыл тебя, моя весна!

Закрутился за баранкой третий год…

Я храню ее в душе, как талисман,

Я старею, а она наоборот…

– Ко-о-ленька… Ты, никак, поэтом заделался?

– Да я всегда им был, – ловко нашелся Гордеев. – Только ты не замечала!

Посмеялись этому. Неловкость исчезла совсем, Николай вдохновился, хотел было еще как-нибудь сострить, но тут Марина сказала:

– Ну, вот мы почти и пришли. Вот мой подъезд.

– А этаж?

– И квартира? – в тон ему подхватила она.

Он ухмыльнулся.

– Этаж третий, квартира тридцать один.

– Буду знать, – кивнул он.

– А ты где живешь?

– А я не сказал?.. – спохватился он… – Во-о-н там, девятиэтажка… нет, отсюда не видать. Ну, словом… – и назвал адрес.

– Теперь и я буду знать, – улыбнулась Марина.

Они стояли на площадке перед подъездом. Что теперь?.. Слова все были сказаны, настало время расставаться.

– Ладно, Коля, я пойду, – и что-то лукавое мелькнуло в глазах девушки.

Ага, красавица… – отметил про себя Николай, а вслух сказал:

– Да, да, конечно… Очень рад был встретиться… – и вдруг сделалось смешно, он не удержался, фыркнул.

Тонкие брови Марины приподнялись – чего смешного?.. Николай поспешил объясниться:

– Да я, знаешь, почему смеюсь-то… Мне уже новые соседи успели целый ужастик рассказать. Дескать, маньяк тут какой-то объявился. Семерых уже замочил. Да и по ящику вчера говорили… В общем, пугали в полный рост. И что же? Вместо маньяка я встречаю… – здесь он слегка запнулся, – тебя встречаю. Как нарочно, все наоборот!

Марина внимательно смотрела Николаю в лицо. Смешинка, игравшая в ее глазах, исчезла.

– Коля, – промолвила она. – Это действительно так. Это слишком серьезно.

– Ты про это слышала?

Она как-то зябко передернула плечами, отвела взгляд.

– Еще бы, – голос стал глуше, – не только слышала. Первый труп как раз к нам в больницу и привезли… к патологоанатому, как неопознанный.

– А он и, правда, неопознанный был?

– И остался таким, насколько я знаю. Судя по внешнему виду – приличный мужчина пожилого возраста, даже неизвестно, местный или нет.

– А-а… – протянул Гордеев и тут же поинтересовался, – а остальные что?

– Ну, как начала просматриваться серия, так их в судмедэкспертизу… Ох, слушай, Коля, давай оставим эту тему, хорошо? Это так ужасно, так неприятно, честное слово…

Наверняка это на самом деле было ужасно – теперь лицо молодой женщины совсем нахмурилось, даже как будто постарело… брови сошлись на переносице, а по углам рта сильнее обозначились морщинки. Но Николай ничего этого не заметил.

– Давай, – поспешно согласился он – так, точно готов был заговорить о чем-либо другом. Однако Марина повторила:

– Я пойду, Коля. Мне пора… надо, в общем. Ладно, до свидания! Рада была опять увидеть тебя.

– Если б ты знала, как я рад… Ну, пока.

Хотел было спросить телефон, но отчего-то не решился. Мелькнула мысль: может, сама спросит?.. Нет, не спросила. Развернулась, процокала каблучками к подъезду и, не оборачиваясь, пропала из вида.

Николай какое-то время стоял, смотрел на дверь парадного. Потом опомнился, улыбнулся, махнул рукой и заторопился к машине.

Шагая, развлекал себя мыслью: а вдруг кто-то из прохожих, встречающихся ему на пути, и есть тот самый маньяк?.. Ну, вот хотя бы тот дед… Нет, не подходит. Явный работяга в прошлом. А тот тип из телевизора ведь говорил – мол, скорее всего, интеллигент, да молодой к тому же… Ну, тогда вот этот парень в очках: самого что ни на есть интеллигентного вида. Да и не хлюпик какой-нибудь – осанка четкая, спина прямая, плечи развернуты, как будто строевую выучку прошел… А, может, маньяк этот – баба? Может такое быть?! А отчего бы нет!..

Гордеев поймал себя на этой мысли, опомнился. «Тьфу, ты, зараза! Что только в башку лезет!..»

И запретил себе думать об этом. Добежал до своей полуторки, завелся, развернулся и покатил домой. Но не успел даже с площадки выехать, как его настиг звонок по мобильному.

Посмотрел на табло – диспетчер их фирмы, Тамара Михайловна.

– Да, Тамара Михайловна, – ответил он.

– Здравствуй, Коля! Есть тут два заказа, как раз для тебя… – затараторила та, помня, что время дорого, но Николай перебил ее:

– Тамара Михайловна, я сейчас дома буду. Через две минуты. Перезвоню с городского.

И отключился. Нажал на газ и через две минуты, действительно, оказался у себя. Тут же перезвонил.

Выяснилось, что появились два действительно неплохих заказа. Один – переезд с квартиры на квартиру, другой – мужик просил отвезти скарб на дачу, километрах в тридцати. Николай дал добро, согласовал время. Глянул на часы: засиживаться было некогда, он принялся наспех стряпать обед.

Но на сердце у него все равно было легко и радостно – он и сам толком не знал, отчего. Хотя, чего тут гадать-то… Конечно, черт его знает, что там будет впереди – но сама эта встреча!.. Она всколыхнула всё, казалось бы, давным-давно пережитое, переболевшее и забытое навсегда. Ан нет, смотри-ка – не забылось! Не забылось, только боли почему-то никакой не было, а была легкая, прелестно-трепетная грусть – и ожидание чего-то, а чего именно – не хочется загадывать…

Весь такой утонченный и лирически настроенный, но худо-бедно сытый, Гордеев отправился выполнять заказы. С переездом управился за полтора часа (а оплатили два): помог погрузить, отвез, помог сгрузить, за что поимел дополнительный полтинник – и до свиданья. Но вот второй клиент, тот, что с дачей… Мало того, что оказался олух царя небесного – повез зачем-то кучу разного барахла на дачу к знакомым, а где она, дача, знал лишь приблизительно – так еще и зануда. Сморщенный, плаксивый мужичонка лет пятидесяти, он всю дорогу жаловался на свою никчемную и неинтересную жизнь… Но Николая сегодня даже этой унылой повестью невозможно было раздражить, настолько он был одухотворен. Да он и не прислушивался. Тот назойливо зудел под ухом, как комар, Николай кивал машинально, поддакивал, мычал нечто невразумительное – а сам плавал в мечтах, совершено неясных, но ужасно приятных, улыбался невпопад – впрочем, за дорогой следил зорко, профи он был настоящий.

Этот полудурок, естественно, дом своего приятеля сразу не нашел. Долго плутали по узким кривым проездам дачного поселка, упирались в тупики, пятились задом… Тут Гордеева проняло-таки, он начал материться про себя, вслух же воздерживался – какой-никакой, а клиент; кто платит, у того и музыка. Тем паче, что не бесконечной была эта маята – нашелся и участок, и сам дом, к тому же выяснилось, что зануде надо помочь разгрузиться, да довезти его обратно… под это дело Николай выдоил из него еще сотню.

Назад дорога показалась веселее, хоть пассажир, чтоб ему пусто было, все ныл и жаловался. Ни одного не осталось предмета, на который он не навел критику. На детей, на жену, на дороговизну, на погоду… Николай же гнал полуторку лихо, в душе его сиял свет, как в небе над головой – день этот, пусть и уходящий в вечер, был чудным, безоблачным и теплым, поторапливающим лето.

Лето, лето! Гордеев улыбнулся. Он очень любил лето – может быть, потому, что родился зимой, да еще в самые крещенские морозы. А это лето еще и прийти не успело, как угостило такой вот волнующей надеждой…

Пока отвез нытика, пока добрался до дома, и впрямь, настал вечер, зазвучали голоса во дворе, детский смех. Николай, как только поставил «Газель» на стоянку, запер двери – сразу почувствовал, как устал за день. Это была хорошо знакомая ему, славная такая, трудовая усталость, чувство рабочего удовлетворения. Оно требовало пива с какой-нибудь пряной закусочкой, и Николай отправился к ближайшему ларьку. Взял баллон, сухариков соленых и направился к себе неспешною походкой хорошо поработавшего человека.