Миллион в воздухе

В то мгновение Мэри, конечно, не могла предвидеть, как будут развиваться события в Ницце. Иначе она, без сомнения, настояла бы на том, чтобы Мэй сидела дома, играла с ежом и читала книжки. Но жена Роберта Уинтерберри, хоть и была наделена превосходным здравым смыслом, вовсе не обладала даром предвидения.

Итак, Мэй выслушала наставления родителей, упаковала чемоданы и выехала в Париж, где на несколько дней задержалась в семье Беннетов. Дальше Мэй собиралась ехать вторым классом, но тетя Сьюзан возмутилась и настояла на том, чтобы купить билет на «Золотую стрелу» в первый класс.

– Мы дадим телеграмму твоей бабушке, чтобы слуги встретили тебя на вокзале, – добавила тетя Сьюзан.

Если бы это зависело только от Мэй, то она предпочла бы вообще не встречаться со своей эксцентричной бабушкой, от которой не ждала ничего хорошего. Может быть, именно поэтому она так медленно собирала вещи, что в конце концов едва не опоздала на поезд.

Но все осталось позади, и теперь она сидела в бодро стучащем по рельсам вагоне-ресторане, напротив баронессы Корф с ее загадочными золотистыми глазами, и молодой официант почтительно подошел к ним, чтобы принять заказ.

Глава 5

Семейная ссора

– И еще шабли, – сказала Амалия, заканчивая перечисление блюд. – Так как, вы сказали, зовут вашу бабушку? – обратилась она к девушке.

Краснея, Мэй завела прядь волос за ухо и повторила имя Клариссы.

– Нет, – с сожалением проговорила Амалия, – боюсь, я ее не знаю. А вы что будете брать?

Совершенно успокоившись, Мэй объяснила официанту, что именно она будет есть. Рассеянно слушая ее, Амалия про себя отметила неплохой – для англичанки – французский. «Значит, к Клариссе приехала еще одна наследница… Ну что ж!» И Амалия, подавив невольную улыбку, отвернулась к окну.

Благосклонный читатель, конечно, уже догадался, что баронесса Корф сказала неправду или, во всяком случае, не всю правду о своем знакомстве с Клариссой Фортескью. Об эксцентричной даме, которая купила, не торгуясь, самую дорогую виллу в окрестностях города, знали все, кто хоть раз в Ницце бывал, а ведь Амалия приезжала туда довольно часто. Слуги, бывшие в курсе всех местных сплетен, с удовольствием пересказывали ей колоритные подробности изгнания Джорджа, Стивена и близнецов. Несколько англичан, постоянно проживавших на Ривьере, даже держали пари на то, сколько удастся продержаться очередному претенденту на наследство.

«А впрочем, – добавила про себя Амалия, – меня это ничуть не касается». Она машинально поправила уголок салфетки возле блюда и стала смотреть по сторонам.

В вагоне-ресторане в это время было немного народу. В углу, недалеко от стола Амалии и Мэй, сидела рыжая дама в темно-красном платье с большим вырезом на спине и молодой фатоватый брюнет с щегольскими усиками. Дама, понизив голос и вертя в руках вилку, оживленно говорила что-то молодому человеку, а он улыбался в ответ. В другом ряду плотный господин, по виду крупный коммивояжер, в ожидании своего заказа изучал газету. Посередине вагона у окна сидела целая семья: муж, добродушный улыбчивый коротышка, его полная жена с тремя подбородками, миловидная гувернантка и двое детей, мальчик и девочка. Амалии было достаточно бросить взгляд на физиономию мужа, чтобы составить себе представление о его жизни: деловая хватка, солидное состояние и при том приятный, открытый характер, который привлекает к нему людей, а женщин, вероятно, в особенности. «Причем жена, – мелькнуло у Амалии в голове, – наверняка обо всем знает и смотрит на его шалости сквозь пальцы». И тут она заметила огненный взгляд гувернантки, направленный на хозяина. Взгляд этот длился, наверное, лишь долю секунды, но говорил о многом. «Поразительно, какие страсти вызывают порой самые заурядные люди, – подумала Амалия. – На что бы эта молодая женщина ни рассчитывала, она явно обманулась в своих ожиданиях… и теперь будет отыгрываться на детях. Да, печально, очень печально». Ей сделалось неуютно, и она отвернулась. В глаза ей сразу же бросилось, что Мэй чем-то огорчена.

– У них нет чая, – пояснила девушка.

– Я попросила бутылку шабли, – сказала Амалия, – думаю, хватит на нас двоих.

Мэй замялась. Она хотела сказать, что дома никогда не пила вина, но что-то в выражении глаз Амалии подсказало, что спорить бессмысленно.

«Наверняка она хотела мне сказать, что вино не для нее, – подумала Амалия, от которой ничто не могло укрыться. – И как ее родителям хватило духу отпустить в дорогу такого ребенка?»

Поезд прогрохотал по какому-то мосту, коммивояжер неторопливо перевернул страницу газеты, гувернантка прошипела мальчику: «Я же просила вас, Рене, не трогать без нужды солонку», и тут в вагон-ресторан ворвался вихрь. Вихрь этот имел облик молодой темноволосой женщины в синем платье, с решительными глазами и четко очерченным ртом. Сейчас этот рот был сжат, а глаза недобро прищурены и смотрели в сторону Амалии и Мэй.

Дама в синем платье, как-то по-особому стуча каблуками, прошла между столами, и на мгновение испуганной Мэй показалось, что она действительно собирается остановиться возле них с баронессой. Однако незнакомка сделала еще несколько шагов и нависла над столом, за которым сидел господин с усиками и его спутница в открытом красном платье.

«Да, увял…» – смутно подумала Амалия, увидев, как вытянулась физиономия господина с усиками. Дама в красном платье обернулась, и взорам присутствующих открылось накрашенное личико кокотки – простое, довольно симпатичное и, увы, уже со следами бурного прошлого. Она с недоумением взглянула на даму в синем, но тотчас в лице кокотки произошла перемена. Очевидно, она прекрасно знала, кто стоял возле их стола.

– Теодор, – крикнула дама в синем, – вы негодяй!

Ее глаза метали молнии, руки судорожно сжимали сумочку.

– Дорогая… – пролепетал господин.

– Не смейте меня так называть! – Дама в синем топнула ногой. – Вот, значит, какие дела вынудили вас ехать в Ниццу! Вы мерзавец!

– Прошу вас, Матильда… Вы слишком взволнованы. – Господин по имени Теодор говорил, а взгляд его растерянно метался по вагону-ресторану, подсчитывая свидетелей позора. – Это… это случайная встреча… Она ничего не значит, уверяю вас!

Коммивояжер вынырнул из-за газеты, хмыкнул и закрылся ею полностью. Гувернантка ядовито улыбалась, на лицах мужа и жены было написано любопытство, а дети застыли на месте, ничего не понимая, но чувствуя, что происходит нечто невиданное. Еще бы, они стали свидетелями настоящей сцены!

– Ничего не значит? – возмутилась дама, повышая голос. – Вы едете с этой особой в одном купе! – И она предприняла попытку испепелить рыжую разлучницу взглядом, но та даже ухом не повела. Судя по всему, у разлучницы и самой огня было в избытке.

– Матильда! Умоляю вас… Я все вам объясню!

– Дорогой Теодор, – с безграничным презрением промолвила дама, – с меня довольно! И разговаривать вы будете не со мной, а с моим отцом! Надеюсь, вам удастся объяснить ему, для каких таких деловых переговоров вы оплатили лучшую гостиницу в Ницце… с видом на море!

– Матильда, прекратите немедленно!

Женщина может загнать мужчину в угол, но ненадолго. Только что Теодор был мертвенно бледен и лепетал жалкие слова, но вот его глаза угрожающе сверкнули, и он преобразился.

– Если вам угодно позорить себя этим балаганом, я не намерен в нем участвовать! – Он швырнул на стол салфетку и встал.

– Я позорю вас? – возмутилась Матильда. – А вы, Теодор? Что вы делаете со мной? Чем я заслужила такое отношение, чем?

В ее голосе зазвенела мука. Амалия нахмурилась. Семейная сцена все больше претила ей.

– Матильда, на нас смотрят, – вполголоса проговорил Теодор.

– И пусть! Мне все равно! Отчего же вы не беспокоились раньше, когда они смотрели на вас с этой тварью?

Похоже, рыжая решила обидеться всерьез.

– Как вы любезны, госпожа графиня, – сказала она, усмехаясь. – Только как тогда называть человека, который разоряет другого, чтобы заставить его жениться?