Страница 51 из 65
IV. Ox, и труд! Изломаешь все руки уминать сырое теплое тело в ящик от мыла, кровь замывать! По шесту зари молотки стучат звучат… А Дунька тихонько шильцом да коготочком шарит в ящике… с половицы мыльцем да паклицей хлюпкую пакость стирает… Соком в височках стучит: — Я свово да милого из могилы вырыла, вырыла, обмыла глянула — зарыла!.. — Ох поскорее в подвал! Потной светлой лопатой быстренько глину рыхлит, ящик сует (Сквозь дверку щель — день стань!) Чулками утоптывала, нашептывая: — Ах ты, милый мерин, лезь туда же под бочку дышать! Ох, не заперла двери… Ктой-то шумит на дворе? — (Ты бы свово милого из могилы вырыла… …Ты не должна любить друго Ох, не должна! Ты мертвяку тяжелым словом обручена… Выручу, обмою, Погляжу, зарою… Ну, каков ты милый стал, неужели с тела спал?.. Долго спал — спи, спи, спи!..) Заступом глухо застукивала Дунька топтала — утаптывала: — Семеро тут Восьмого ждут туп туп туп!.. Лопатой глухо Дунька пристукивала: (Стеклышком ясь, светышком в камень дзень день!) — Ох, не очкнись! Теплый тулуп Мягок не груб Меня не забудь — бут, бут, бут! — Любовников семеро тут Восьмого мужа ждут! (Зубами стук, стук!..) Труп туп туп! — И опять заскакала, заегозила утоптывая… Расплетается коса рассыпчатая. Ух, и тошно плясать, коли-ежели знать под ногой кто лежит глиной давится!.. В зябкий рассвет пошатнулась скрипучая дверь — Дунька в ледышку, в мел! Проявился девятый Гришка — муркун кому — обещалась, кого зазвала. — Ага, топочешь! Чего топочешь? Свежую рыхлядь затаптываешь? — Ох, Гришка, в душу кольнуло — ты отколь? — Одиночкой в подвале, а дом пустой, бурчит корыто на полу… жена моя прочу-у-яла! уже по соседям ищут тебя! — Дунька шопотком: — Ты не знал? люблю скакать по ночам, а тут потьма, холодок (щип коготком — ага, ржавый топор!) — А ты, Гришенька, что так скоро? Я ведь сказала — в одиннадцать! Гришка глазом порск: — Нет, ты скажи; отчего у тебя платок в грязи? — — Что «скажи» да «скажи»! Не будь дурачком, золотенький, — жалею тебя! Мое сердце не сарай на запоре не держу. Ах, мне запрету нет, я все расскажу. Милый… дурачок… лучше не спра-а-шивай! — Гришка глянул в упор: — Убивица, стерва! Ищут тебя… где мужья? — Платок с клубничкой крапинкой тянет на себя. Рубиха, слабея, смеется, топор стяжелел скользит за спиной. Искосью Дунька к парню прикланивается — Кто мне говорил: не руби, не губи супружника. Ты меня вразумлял… пойдем, Гришенька… тут плесенью тянет, пойдем наверх!.. — Но как град, пулемет, тарабанит в дверь Гришкина жена, — вопит: — Где мой муж? где Гриша? живой-ли ты? — Дунька дверь приоткрыла, в щель косноязычит: Не бойся, голубушка, не пришитый, здесь он, твой Гришенька! А мой дурень запакован в ящик киснет! — — Что ты несешь! Гришка, где ты? В каком ящике? — — Отстань, не вяжись! Зздесь я, здесь! На бочке сижу! — Даша расшатнулась: — Ох, окаянная, порешила его! Ой, ратуйте! — Дробью по ступенькам вдарила во двор. Дунька к бочке прижалась, рот рыбьим душным хватком: — Кто довел, Гришенька? Успокой меня, Только скажи — не ты? Я лягавых не боюсь, только бы не через тебя, Гришенька! Ноги не держат меня окаянную, всю то жизнь трясухою, над каждым маячила мачихой, скрытцею в пальцы плакала… — Дунька осела вся пустырьем… …Круги по болоту… Замутилась кругом народищем улица вздулась… Свистки, словно соловьи предсмертные, по всему переулку раздробляются…