Резинки

В главном комиссариате Лоран и Валлас начинают с того, что обговаривают вопросы, которые надлежит задать служащими почты: что им известно о так называемом Андре ВС? Знают ли его в этом квартале? Известно ли, где он проживает? С какого времени он пользуется номером почты до востребования в отделении на улице Ионы? Часто ли он приходит за своей корреспонденцией? Много ли ее бывает? Откуда приходят письма? Наконец: почему он больше не вернется? Объяснил ли он, почему? Когда приходил в последний раз?., и т. п. Кроме того, важно составить описание — по возможности максимально точное — человека в разорванном плаще.

Служащих, которые дожидались в соседнем кабинете, приглашают войти. Их трое: девушку из шестого окошка зовут Жюльетт Декстер, ее серьезное и вдумчивое лицо внушает доверие; затем идет Либерманн, Эмили, пятьдесят один год, не замужем, она работает в соседнем окошечке и охотно интересуется всем, что происходит вокруг; пригласили также одну женщину не из числа персонала почты: мадам Жан.

Мадам Жан, благодаря полученному когда-то аттестату, занимала должность стажера в почтовом отделении на улице Ионы; и в сентябре, когда у мадмуазель Декстер был отпуск, она замещала ее. Надо думать, что ее работа не была во всем удовлетворительной, поскольку администрация решила не повторять опыта и обойтись без ее услуг. Мадам Жан, которая работает сейчас простой служанкой в доме одного коммерсанта на Циркулярном бульваре, ничуть не расстраивается из-за этой неудачи. Ей больше нравится работать руками. Ее привлекла более высокая зарплата; через три месяца она с видимым облегчением вернулась к прежним занятиям: различные операции, с которыми она столкнулась во время работы на почте, показались ей несколько странными, одновременно и трудными, и никчемными, взять, например, те же карточки; внутренние операции, в еще большей степени, нежели те, что совершались в окошечках, были подчинены каким-то секретным правилам и сопровождались многочисленными ритуалами, чаще всего необъяснимыми. Мадам Жан, у которой всегда вплоть до последнего времени был очень хороший сон, после того как она проработала несколько недель на новом месте, стали мучить навязчивые кошмары, в которых ей приходилось переписывать целые фолианты загадочных записей и которые она за неимением времени копировала как попало, искажая знаки и нарушая их порядок, так что все время нужно было переделывать.

Теперь к ней вернулось ее спокойствие, и почта снова превратилась для нее в лишенную тайн лавку, где продают марки и почтовые карточки, и тут вдруг появился инспектор полиции и стал расспрашивать о ее работе в прошлом месяце. К ней сразу же вернулись ее подозрения: значит, и на самом деле в почтовом отделении на улице Ионы творились что-то неблаговидное. В противоположность своей бывшей сослуживице Эмили Либерманн, которая так и горит в предвкушении скандала, мадам Жан отправилась в комиссариат без большой охоты, твердо решив, что если и откроет рот, то только с тем, чтобы отвести от себя неприятности. Впрочем, это просто: она ничего не видела, ничего не знает.

Тем не менее она не очень удивилась, когда в кабинете комиссара снова увидела хорошо одетого господина (но как-то подозрительно уклончивого), который сегодня утром спрашивал у нее дорогу к «центральной почте», чтобы отправить, как он говорил, телеграмму. Значит, и он замешан в этом деле! Во всяком случае, пусть не боится, что она сообщит полиции о его утренних блужданиях по городу.

Она уже в третий раз встречает его сегодня; но он ее не узнал; в этом нет ничего удивительного, ведь до сих пор он видел ее только в фартуке и без шляпки.

Мадам Жан с удовлетворением отмечает, что сначала комиссар допрашивает Жюльетт Декстер — впрочем, довольно учтиво.

— Вы знаете, — говорит он ей, — человека, который получал почту до востребования на имя Альбера ВС…

Девушка таращит глаза и поворачивается к отправителю телеграмм. Она открывает рот, чтобы что-то сказать… но так ничего и не говорит, и сидит, распрямившись, на своем стуле, переводя глаза с одного мужчины на другого.

То есть Валлас должен для начала объяснить, что он никакой не Андре ВС, что повергает девушку в еще большее удивление:

— А как же… то письмо… только что?..

Да, письмо взял он, но на улице Ионы его видели впервые. Он воспользовался своим сходством с абонентом, о котором идет речь.

— Ну и ну… ну и ну… — вырывается у возмущенной старой девы.

Мадам Жан все так же сдержанна и по-прежнему смотрит в пол, прямо перед собой.

Показания девушки формальны: человек, называвший себя Андре ВС, как две капли воды похож на Валласа. У нее не было никаких сомнений, когда он подошел к окошечку — несмотря на перемену костюма.

Другой был одет поскромнее, и вещи были ему маловаты. Его почти всегда видели в бежевом плаще, который был слишком тесен для его мощной фигуры; если подумать, то он был поплотнее Валласа.

— И он был в очках.

Эту деталь добавляет старая дева. Но мадемуазель Декстер протестует: Андре ВС не носил очков. Ее сослуживица упорно стоит на своем: она очень хорошо помнит, как-то она даже заметила, что он в них похож на доктора.

— А какие очки? — спрашивает Лоран.

Очки были в толстой черепаховой оправе, с чуть-чуть затемненными стеклами.

— А какого цвета были стекла?

— В дымчато-серых тонах.

— Стекла были одинаковые или одно было темнее другого?

Она не обратила внимания на эту деталь, но вполне возможно, что и на самом деле одно стекло было потемнее. Посетителей плохо видно — они встают перед окошечками, загораживая свет — но теперь она вспоминает, что…

Лоран спрашивает у Жюльетт Декстер точное время последнего прихода настоящего абонента.

— Было, — отвечает она, — около половины шестого или шести; он всегда приходил в это время — может, чуть попозже в начале месяца, когда не так быстро темнело. В любом случае это было в часы наибольшего наплыва.

Валлас прерывает ее: насколько он понял из того, что девушка говорила ему, вручая письмо, тот другой заходил немногим раньше, перед обедом.

— Да, это так, — отвечает она, немного подумав, — тогда это были еще не вы. Он пришел чуть позже одиннадцати, как это бывало время от времени помимо вечерних посещений.

— Приходил ли он регулярно, каждый вечер? Начиная с какого времени?

— Нет, регулярно он не приходил: бывало, не показывался целую неделю, а то и больше, а потом его видели четыре или пять дней подряд — а иногда даже по утрам. Когда он заходил, это означало, что он ждет какого-то послания или даже нескольких; когда же отсутствовал, корреспонденции на его имя не было. Чаще всего он получал пневматические письма и телеграммы, изредка — обычные письма; пневматички, естественно, были из города, телеграммы — из столицы или еще откуда-нибудь.

Девушка замолкает и, так как никто у нее больше ничего не спрашивает, добавляет через какой-то момент:

— Он должен был бы получить свою последнюю пневматичку, когда зашел сегодня утром. Если он ее не получил, то по вине центрального отделения.

Но ее упрек, похоже, адресован Валласу. И непонятно, к чему относится эта нотка сожаления в ее голосе — к этому срочному письму, которое не дошло до своего получателя, или к плохой работе почты вообще.

Мадемуазель Декстер впервые увидела человека в тесном плаще, когда возвратилась из отпуска, в начале октября; но абонентский номер был занят им несколько раньше. Когда? Она не может этого точно сказать; разумеется, легче всего найти эту дату в архивах почты. Относительно же того, заходил ли этот человек в сентябре, следует обратиться к служащей, которая ее заменяла.

К сожалению, мадам Жан ничего такого не помнит; в то время она не обратила внимания на имя Альбера ВС и не помнит также, видела ли она когда-нибудь это лицо — лицо Валласа — в очках или без оных.

Мадемуазель Либерманн, она думает, что он уже приходил, что он приходил еще до того, так как замечание, которое она сделала по поводу его сходства с доктором, относится, должно быть, к августу, потому что именно в августе доктор Желен взял нового ассистента, и она сначала подумала, что это был…