Стихи

30воздушный ждет теперь нас. Затхлый запах,химически тоскливый, на бортуАэрофлота ожидает. Трапыотъехали. И вот гудящий Тупарит над облаками. Бедный папаидет меж кресел, к моему стыду,с моим гигиеническим пакетомв конец салона… Этим туалетам31я посвящу не более строфы.Упомяну лишь дверцу. И конечно,цвет жидкости, смывающей в эфирземные нечистоты плоти грешной.И все. Немного северней Уфы,внедрившись внутрь равнины белоснежной,идем мы на сниженье. Силуэтпланёра украшает мой пакет.32Сестра таланта, где же ты, сестрица?Уж три десятка строф я миновал,а описал покамест лишь крупицуиз тех богатств, что смутно прозреваля сквозь кристалл магический. Вертитсянетерпеливый Рубинштейн. Бокалвлечет Сережу. Надо бы прерваться.Итак, антракт и смена декораций.……………………………………33Ну что ж, продолжим. Вот уже угриязвительное зеркало являет.Они пройдут нескоро. Но смотри —полярное сиянье разливаетсвой пламень над поселком Тикси-3,и пышный Ломоносов рассуждаето Божием величии не зря,когда с полночных стран встает заря!34На бреге моря Лаптевых, восточнейвпаденья Лены, гарнизон стоял.Приехали туда мы летом. Сочныйаквамарин соленый оттенялкумач политработы и сверхсрочныйлинялый хаки. Свет дневной мешалзаснуть, и мама на ночь прикреплялак окну два темно-синих одеяла35солдатских. Мы вселились налегкев барак длиннющий. За окошком сопкииз Рокуэлла Кента. Вдалекеаэродром. У пищеблока робковертелся пес мохнатый, о Клыкенапомнив Белом. Серебрились пробкиот питьевого спирта под окномобщаги лейтенантской, где гуртом36герои песен Визбора гулялипосле полетов. Мертвенный покойродимой тундры чутко охранялилокаторы. Стройбат долбил киркоймерзлоты вековечные. Пылаликостры, чтоб хоть немного ледянойгрунт размягчить. А коридор бараказагроможден был барахлом. Однако37в нем жизнь кишела: бегали туда —сюда детишки, и со сковородкойс кусками оленины (никогдая не забуду этот вкус!) походкойлегчайшею шла мама, и враждасо злыми близнецами Безбородкомне омрачила первые деньки.Но мы от темы слишком далеки.38Удобств, конечно, не было. У каждойдвери стояла бочка с питьевойводою. Раз в неделю или дваждыцистерна приезжала с ледяной,тугой, хрустальной влагою… Пока чтоникак не уживаются со мнойзлодейки-рифмы – две еще приходят,но хоть ты тресни – третью не приводят!..39А туалет был размещен в сенях.Уже не помню, как там было летом.Зимою толстый иней на стенахбелел, точней, желтел под тусклым светом.Арктический мороз вгрызался в пахи в задницу, и лишь тепло одетымты мог бы усидеть, читатель мой,над этой ледовитою дырой.40Зато зловонья не было, и прощегораздо было яму выгребать.Якут зловещий, темнолицый, тощий,косноязычно поминавший матьлюбых предметов, пьяный как извозчик,верней, как лошадь пьющий… Я читатьтогда Марк Твена начал – он казалсяиндейцем Джо, и я его боялся…41Он приходил с киркой и открывалдверь небольшую под крыльцом, и долгостучал, и бормотал, и напевал,а после желто-бурые осколкина санки из дюраля нагружали увозил куда-то, глядя волкомиз-под солдатской шапки. Как-то раз,напившись, он… Но требует рассказ42введенья новых персонажей. Парасупружеская Крошкиных жиланапротив кухни. Ведал муж товаромна складе вещевом. Его женаслужила в Военторге. Он недаромносил свою фамилью, но жирнаи высока была его ЛарисаГеннадиевна. Был он белобрысый43и лысоватый, а она, как хромнавакшенный. Средь прапорщиков… Здрассте!Какие еще прапоры? Потом,лет через десять, эта злая кастаназвание приобретет с душкомбелогвардейским. А сосед очкастый,конечно, старшиною был. Так вот,представь читатель, не спеша идет44в уборную Лариса. Закрываетдверь на щеколду. Ватные штаныс невольным содроганием снимает.Садится над дырою. Тишиныничто не нарушает. Испускаетона струю… Но тут из глубиныее за зад хватают чьи-то руки!..И замер коридор, заслышав звуки