Страница 5 из 110
Почти все исследователи Державина писали о живописной выразительности этой строфы, о редком богатстве ее цветовой гаммы. Конечно, Державин достиг в “Жизни Званской” небывалого художественного мастерства, но разве само ато мастерство не плод отношения к жизни, особого психологического склада поэта, одержимого идеей закрепить в слове, звуке, краске каждое мгновение бытия во всей его индивидуальной неповторимости, чтобы сохранять, сберечь, не дать бесследно исчезнуть.
Не в этом ли разгадка державинских “Объяснений”? Ведь и здесь, как и в стихах, поэт хочет сохранить для потомков мгновение, случай, забытое или полузабытое имя и даже награды, должности и чины, которыми он был пожалован. “Ничто не должно кануть в Лету” - эти слова могли бы стать девизом и к “Объяснениям” и к “Запискам”.
Не заключит меня гробница,
Средь звезд не превращусь я в прах, -
говорит Державин в стихотворении “Лебедь” (1804), а в “Объяснениях” замечает: “Средь звезд или орденов совсем не сгнию так, как другие” [Державин Г. Р. Сочинения. В 9-ти томах, т. 3. СПб., 1866, с. 711].
В стихах он шел от конкретного к неслыханно высоким образам; в “Объяснениях” же возвращал эти образы с неба на землю, словно желая показать равновеликость, равнозначность для жизни мгновенного повода к созданию стиха и его последующего художественного воплощения.
Необычайным я пареньем
От тленна мира отделюсь,
С душой бессмертною и пеньем,
Как лебедь, в воздух поднимусь.
В двояком образе нетленный,
Не задержусь в вратах мытарств;
Над завистью превознесенный,
Оставлю под собой блеск царств.
Кто знает, быть может, и в самом деле посетила его мысль об орденах, когда он писал эти строки? Но как же далеко ушел от нее Державин! Скорее же эта мысль возникла у него, когда он Диктовал “Объяснения”. Впрочем, оттолкнуться Державин мог действительно от чего угодно, ибо причудливость художестзенно-пoэтических ассоциаций неисчерпаема и находится далеко за пределами рационально-логического мышления. Ведь известно, например, что Суриков задумал написать “Боярыню Морозову”, увидев ворону на белом снегу. Только Державин, будь он на месте Сурикова, непременно увековечил бы эту ворону в “Объяснениях”.
“Объяснения” и “Записки” можно лишь с известной долей условности отнести к жанру художественной прозы. Диктуя первые и быстро набрасывая вторые, Державин менее всего заботился о литературности слога. Ему нужно было успеть рассказать о себе и своей эпохе. Этой торопливостью объясняются шероховатость стиля, незавершенность фраз, иногда отсутствие согласования - все то, чем грешат “Объяснения”, а еще больше “Записки”. Проза Державина необработанна и тяжеловесна. Но в самой необработанности ее, первозданности и стихийности состоит ее особая ценность, обаяние “человеческого документа”. Это не “сочинение” в буквальном смысле этого слова, а скорее порыв души, запечатленный на бумаге. Отсюда характерная для “Записок” сбивчивость, повторения уже сказанного, эмоциональная взволнованность, вызванная особенно важными или дорогими для поэта воспоминаниями.
“Объяснения” и “Записки” раскрывают новую грань в нашем представлении о Державине, его личности, отношении к жизни, творчеству, себе самому. А вместе с тем показывают путь, который предначертал Державин для русской литературы, научив ее видеть важность, значительность, даже величие в повседневном, сиюминутном, преходящем.
В 1913 году, отделенная от Державина почти столетием, Марина Цветаева писала: “Все мы пройдем. Через пятьдесят лет все мы будем в земле. Будут новые лица под вечным небом. И мне хочется крикнуть всем еще живым: Пишите, пишите больше! Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест, каждый вздох!.. Не презирайте “внешнего”! Цвет ваших глаз так же важен, как их выражение; обивка дивана - не менее слов, на нем сказанных. Записывайте точнее! Нет ничего не важного!” [Цветаева М. И. Из двух книг. М., 1913, с. 3.].
Это, конечно, не “поэтическая традиция”, но та духовная преемственность, которую на протяжении веков свято хранит в себе и несет дальше русская литература.
И. И. Подольская
Сочинения
[Image001]
Стихотворения
Разлука
Неизбежным уже роком
Расстаешься ты со мной,
Во стенании жестоком
Разлучаюсь я с тобой;
Обливался слезами,
Не могу тоски снести,
Не могу сказать словами,
Сердцем говорю: прости.
Белы руки, милы очи
Я целую у тебя.
Нету силы, нету мочи
Мне уехать от тебя.
Лобызая, обмирая,
Тебе душу отдаю
Иль из уст твоих желаю
Душу взять с собой твою.
Первая пол. 70-х гг.
Сонет
Красавица, не трать ты времени напрасно
И знай, что без любви все в свете суеты:
Жалей и не теряй прелестной красоты,
Чтоб после не тужить, что век прошел несчастно.
Любися в младости, доколе сердце страстно;
Как сей век пролетит, ты будешь уж не ты.
Плети себе венки, покуда есть цветы,
Гуляй в садах весной, а осенью ненастно.
Взгляни когда, взгляни на розовый цветок,
Тогда, когда уже завял ее листок:
И красота твоя подобно ей завянет.
Не трать своих ты дней, доколь ты не стара,
И знай, что на тебя никто тогда не взглянет,
Когда, как розы сей, пройдет твоя пора.
Первая пол. 70-х гг.
[Image002]
Пикники
Оставя беспокойство в граде
И всё, смущает что умы,
В простой приятельской прохладе
Свое проводим время мы.
Невинны красоты природы
По холмам, рощам, островам,
Кустарники, луга И воды -
Приятная забава нам.
Мы положили меж друзьями
Законы равенства хранить;
Богатством, властью и чинами
Себя отнюдь не возносить.
Но если весел кто, забавен,
Любезнее других тот нам;
А если скромен, благонравен,
Мы чтим того не по чинам.
Нас не касаются раздоры,
Обидам места не даем;
Но, души всех, сердца и взоры
Совокупя, веселье пьем.
У нас не стыдно и герою
Повиноваться красотам;
Всегда одной дышать войною
Прилично варварам, не нам.
У нас лишь для того собранье,
Чтоб в жизни сладость почерпать;
Любви и дружества желанье -
Между собой цветы срывать.
Кто ищет общества, согласья,
Приди повеселись у нас;
И то для человека счастье,
Когда один приятен час.
1776
Кружка
Краса пирующих друзей,
Забав и радостей подружка,
Предстань пред нас, предстань скорей,
Большая сребряная кружка!
Давно уж нам в тебя пора
Пивца налить
И пить.
Ура! ура! ура!
Ты дщерь великого ковша,
Которым предки наши пили;
Веселье их была душа,
В пирах они счастливо жили.
И нам, как им, давно пора
Счастливым быть
И пить.
Ура! ура! ура!