Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 28



ТЕНЬ

Я тень от облака ночного На моря ярком серебре, Животворящее я слово В ритмичной радости игре. Я тень всего вокруг творенья И даже Бога самого, Я синтез общего горенья, Я страждущее естество. На белой я стене тюремной Платанов кружевная сеть, За тучей я скольжу надземной, Чтоб в синеве бесцельно петь. Всего дороже натюрморты Безгрешные мне на земле, Вот этих белых туч когорты, Пушинка эта на крыле. Детали я люблю, детали, Подножный, незаметный мир, Всё, в чем нет никакой печали, Что тишина и вечный мир. Я тень от синей тени Бога, Я чутко дремлющий поэт, Заглохла до меня дорога, Я мира черный силуэт.

ЖАР­ПТИЦЫ

За синегрудыми морями, За черноглавыми горами, За тридевять кровавых царств, За тьмою смертей и коварств Есть ледяные исполины, Есть изумрудные долины, Есть черный, как полуночь, лес, Простерший ветви до небес. И в том лесу живут Жар­Птицы, Сверкающие как криницы, Когда над ними свой брокат Расстелет пламенный закат. Живут бесскорбно и беспечно, Века, тысячелетья, вечно, Но обновляясь каждый век, Как беспокойный человек. В лесу таинственно дремучем Горит алтарь огнем горючим, Жар­Птица в пламени его Свое меняет естество. Как только потускнеют крылья И дух поникнет от бессилья, Она бросается в огонь, И пламенный на дыбы конь Подъемлется тогда над лесом К лилейных облаков завесам, И возрожденный Феникс вдруг Опишет над горами круг Пылающий, как ореолы Иконы цареградской школы, Затем за тридевять земель Летит в святую колыбель. Из чистого рождает чрева Тогда младенца Приснодева, И он Поэт, и он Пророк, – Таков Жар­Птицы странный рок.

СОЛНЕЧНЫЕ ХОРЕИ

Солнце машет палашами Раскаленными над нами, Как червонные гусары, Как исподней янычары. Разбежались облачишки, Как пугливые детишки В небе комаров колонны, Да египтян эскадроны. В небе эрос комариный, Пожиранья ритм старинный, В небе золотые стрелы, Да воробушки­пострелы С поля шмыгают на поле, Поедая хлеб на воле. А в тени чернильной пиний Круг измученных Эринний, Словно ведьмы из Макбета, Меж цветочного шербета Совещается о мщеньи Озверевшим поколеньям. Но меж лавра Пан Великий, Козлоногий, божеликий, На уступчатой свирели Стонет сладко... Присмирели Вдруг озлобленные твари, Насосавшись киновари, Чтоб лишь бабочки и пчелы Украшали в полдень долы, Чтоб ни черных, и ни белых, И ни красных оголтелых Не шныряло по дорогам, Где полуденным эклогам Место лишь да богу Пану, Где цветы поют осанну, Где червонные лучи, Как небесные мечи, Пронизают, возрождая, Душу для земного рая, Где в цветеньи золотом Пишется мистерий том.

МИФ

В изящной я живу спирали На мшистой кладбища стене, Живу без видимой печали В полуденном лазурном сне. Улитка я теперь лесная, Чертящая иероглиф Словесный, ничего не зная, Чтоб не переводился миф. Лебяжии когда­то крылья Сверкали за моей спиной, И без малейшего усилья Я в солнца погружался зной. Но праздное меж звезд летанье Мне запретил однажды Бог, И кончились мои скитанья Средь млечных хаоса дорог. Мучительный самоанализ Меня затем века томил, И крылья по грязи трепались, И стал я сам себе не мил. Как беспокойный оборотень, Менял я каждый день наряд, Но не был всё же беззаботен И между голубых наяд. Всё ниже в лестнице созданий Я опускался день за днем, От непосильных мне страданий, От игр с таинственным огнем. И только в этой вот спирали, В ползучем домике моем, Слова совсем поумирали, И примирился я со злом. На мшистой я ограде рая Пишу святой иероглиф, Чтоб, бесполезно умирая, Серебряный оставить миф.