Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 28

ЗОЛОТО

Как иереи золотые, Крестным вьющиеся ходом, Ярким солнцем облитые, Меж задумчивым народом, Нежные стоят платаны Вдоль засохнувшей речонки. Тучи, белые гитаны, Шелковые рубашонки Тихо розовым коленом Продвигая, пляшут в небе. Тени ползают по стенам, Словно грешники в Эребе. Всё убого, лишь платаны В облаченья золотые, Как иереи, все убраны, Как церковные святые. Нищие под ними ходят Озабоченные люди, Споры всякие заводят Об обогащенья чуде. Но древесные иереи О нужде такой не знают В неба синей галерее И червонцы оброняют, Полновесные цехины, Кипы красных ассигнаций, Радужных листов лавины, Словно в утро коронаций. И летят они по ветру, Как крестовые галеры, И на спящую Деметру Смотрят сонно кавалеры. Серебро горит доспехов, Рыцарей Христовых очи. Много падает орехов С веток, жаждя зимней ночи. Золото, куда ни глянешь, Красное, как кровь заката, Собирая, не устанешь, Не пойдешь войной на брата: Это золото поэта, Золото для живописца, Для афонского аскета, Для нагого бескорыстца. Этим золотом богаты, Без одежды, без сапог, Мы, спешащие в палаты, Где живой сокрылся Бог.

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЬ

Я иду тропинкой узкой, Заячьей иду тропой, Разговаривая с кузькой, Что упорно, как слепой, Лезет в колосок пшеницы. Меж колосьев слышны птицы, Жаворонки, перепелки, Голоса острей иголки. Гнезда на корнях пырея Как клобук архиерея. На обмежке сонный уж Греется меж ярких луж. Ни жилья, ни человека, Словно мир на склоне века: Я один лишь уцелел, Смерть уже переболел И теперь на Страшный Суд Должен шествовать к Судье, Схороня свой дар под спуд В страшной мировой беде. Но Господь меня простит, Где­нибудь уж приютит: Ведь я ветру песни пел, Ведь с волнами свирепел, Ведь ужам и алым розам, Ласточкам и умным козам Много сказочек сложил И с креста благословил Всё страдавшее в природе, Хоть то было и не в моде. Но теперь я не спешу, Ведь я больше не грешу. В Божий я влюбился мир, Где теперь навеки пир, Где один с собою я, В самом центре бытия.

ОБЛАЧНЫЙ ТУРНИР

Два облачных всадника по небу скачут, Нагие деревья качаются, плачут, И сам я качаясь с базара иду, Как будто бы чуя повсюду беду. Два облачных всадника тихо сражаются, В лучах огневых, как тюлени, купаются. Я сам, хоть не витязь я, к бою готов, Оружье мое из оточенных слов. И конь мой крылатый классической расы, Его не пугают враги­папуасы: Никто от звенящих Пегаса копыт К Горынычу Змею теперь не сбежит. Но редко враги попадают в пустыню, Куда унесли мы давно уж святыню; В горячих волнах золотого песка Никто мне навстречу не мчится пока. Пустыня повсюду теперь для поэта, На площади, полной мертвящего света, На митингах шумных партийных овец, Повсюду, где я уж давно не жилец. Два облачных всадника в вечном турнире За чьи­то сражаются в небе паниры. Мне не за кого уж сражаться: один Стою я меж черных, кровавых руин.

СИРЕНЫ

Хохот. Брызги. Бушеванье. Визг протяжный. Свежесть. Блеск. Беспричинное стенанье. Грохот грозный, лязг и треск. Пена гуще сбитых сливок, Розовое в ней плечо, Золотой в лучах загривок, Груди дышат горячо… Завыванье окарины, Трель, как бисер соловья. Голубые пелерины. Золотая чешуя. Полурыбы, полудевы, Хоровод морских сирен, Океанские напевы, Бесконечности рефрен. Я смелее Одиссея, Непривязанный лежу И, всё больше безумея, На сирен нагих гляжу. Что мне броситься в объятья Синеоких дев морских? Волны для поэта братья, Волны оживляют стих, Волны – отраженье Божье, Волны – зеркало небес, И на них во всем похож я, Зыбкий, жаждущий чудес!

ДОРОЖКА ГДЕ­ТО