Языки Пао

– А какие основания у вас есть для подобных заявлений?

– Слухи в народе.

Палафокс слегка улыбнулся:

– А если вдруг вам удастся в этом удостовериться? Что тогда?

Беран заставил себя взглянуть в темные мерцающие глаза:

– Ваш вопрос лишен смысла. Все это уже в прошлом.

– Ваши слова невразумительны.

– Способ пресечь слухи – это пролить свет на действительное положение дел. Отныне и впредь женщины, желающие заключить брачные контракты, должны являться в общественное учреждение – сюда, в Эйльянре. Все контракты будут заключаться только в этом учреждении, все прочие будут юридически приравнены к похищению.

Палафокс помолчал несколько секунд. Затем мягко спросил:

– Как вы собираетесь обеспечить соблюдение этого закона?

– Обеспечить соблюдение закона? – Беран был удивлен. – На Пао нет необходимости обеспечивать выполнение народом правительственных постановлений.

Палафокс отрывисто кивнул:

– Ситуация, как вы сказали, прояснилась. И я верю, что ни у кого из нас не будет повода для жалоб.

С этими словами он удалился.

Беран глубоко вздохнул, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Он одержал победу – в определенной степени, конечно. Он отстоял авторитет государства и вырвал молчаливое признание этого авторитета у Палафокса.

Беран был достаточно умен – он понимал, что радоваться еще рано. Он знал, что Палафокс, непоколебимый в своем идеализме – в его высшей форме – вероятнее всего не ощутил эмоциональной окраски происшедшего и посчитал свое видимое поражение не более чем минутной неприятностью. А теперь следовало обдумать два важных вопроса. Первый: что-то в манере Палафокса говорило, что, несмотря на гнев, он был подготовлен к хотя бы временному компромиссу. «Временный» – вот ключевое слово, вот зацепка! Палафокс был человеком, высоко ценящим свое время.

Второй вопрос: построение последней фразы Палафокса. «Я верю, что ни у кого из нас не будет повода для жалоб». Подразумевалось признание равенства статусов – равной власти, равной силы, и в то же время явно присутствовало чувство уязвленного честолюбия.

Беран не помнил, чтобы Палафокс когда-либо прежде говорил подобным образом. Он строго выдерживал позу Магистра Брейкнесса, находящегося на Пао лишь временно – в качестве советника. Сейчас казалось, что он выступал с позиций постоянного жителя планеты, обладающего правами собственника, к коим и требовал уважения.

Беран тщательно припоминал события, приведшие к нынешнему положению дел. Пять тысяч лет на Пао состав населения был однороден, свято чтились традиции, корни которых терялись в глубине веков. Панархи сменяли друг друга, династии приходили и уходили, но вечны были зеленые поля и голубые океаны. Пао тех времен был легкой добычей корсаров и захватчиков, и нередко выдавались периоды, очень тяжелые для жителей планеты. Идеи Лорда Палафокса, безжалостный диктат Бустамонте в течение одного поколения изменили все. Сейчас Пао процветал, и его торговый флот бороздил просторы Галактики. Торговцы Пао превзошли меркантилийцев, воины Пао победили вояк с Батмарша, паонитские интеллектуалы даже выигрывали в сравнении с так называемыми Магами Брейкнесса.

Но ведь эти люди, которые превзошли всех – лучше всех торговали, лучше всех воевали, лучше всех мыслили, в сравнении с их соседями с ближайших планет были ближе к тем, чьим отцом или праотцом является Палафокс, чем к истинным паонитам. Палафоксианцы – вот более подходящее название для этих людей. Валианты и текниканты – кто они? По крови они паониты, но их образ жизни так далек от традиций Пао! Они чужие – как и Брумбо с Батмарша или меркантилийцы!

Беран вскочил. Как мог он быть так слеп, так беспечен! Эти люди – не паониты, как бы хорошо они не служили Пао, они оставались чужаками, и еще вопрос, кому на самом деле они верны. Различия между валиантами, текникантами и паонитами стали слишком велики. Этот процесс необходимо затормозить и повернуть вспять – новые группы должны ассимилироваться!

Теперь, когда он ясно видел свою цель, было необходимо тщательно обдумать средства ее достижения. Проблема была сложна – действовать следовало весьма осторожно. В первую очередь, создать агентство, где женщины могли бы заключать добровольные брачные соглашения. Он не даст Палафоксу «повода для жалоб».

17

В восточных окрестностях Эйльянре, на противоположном берегу старого канала Ровенон, раскинулись широкие неогороженные общинные земли, в последнее время используемые в основном для запускания воздушных змеев или праздничных танцев. Там по приказу Берана был возведен большой павильон, где женщины, желающие заключить брачные контракты с когитантами, могли продемонстрировать свои достоинства. О новом агентстве было широко объявлено, а также и о том, что любые частные контракты с когитантами будут признаны незаконными.

Настал день открытия. В полдень Беран явился, чтобы осмотреть павильон. На скамьях внутри сидели женщины весьма жалкой наружности: некрасивые, изможденные, осунувшиеся – их было не более тридцати. Беран смотрел на них в изумлении.

– И это все?

– Все, Панарх!

Беран удрученно потер подбородок. Оглядевшись, он заметил человека, которого меньше всего хотел видеть: Палафокса.

Беран, сделав небольшое усилие, заговорил первым:

– Выбирайте, Лорд Палафокс. Тридцать самых очаровательных женщин Пао к вашим услугам.

Палафокс беспечно отвечал:

– Если их забить и похоронить, может получиться сносное удобрение. Иного применения им я не вижу.

В этом замечании таился вызов: если не удастся распознать ход мыслей Магистра и должным образом ответить, Беран потеряет инициативу.

– Оказывается, Лорд Палафокс, брачные контракты с когитантами далеко не столь желанны для женщин Пао, как вы хотели бы. Впрочем, так я и полагал. Поглядите на женщин – красноречивее всего их явные изъяны.

Палафокс не произнес ни звука, но шестым чувством Беран ощутил опасность. Краем глаза взглянув на Палафокса, он был поражен: лицо того походило на маску мертвеца. Магистр поднимал руку. Указательный палец Палафокса уже был направлен на него. Беран бросился на пол. Голубой луч прошипел над самой головой Панарха. Тогда Беран в свою очередь вскинул руку: из его пальца вырвался луч, пробежал по руке Палафокса, вошел в область локтя, пронзил кость и вышел из плеча.

Палафокс вскинул голову, сжал зубы и закатил глаза, словно бешеный конь. Кровь запенилась и заструилась – рука была искалечена, оплавлена, сломана.

Беран вновь направил палец на Палафокса – он понимал, что его нужно уничтожить, он желал этого, это был его долг! Палафокс стоял, но его взгляд перестал быть человеческим – это были глаза существа, ожидающего смерти. Беран заколебался, и секунды оказалось достаточно, чтобы Палафокс снова стал человеком и вскинул теперь левую руку. Беран снова нацелился, голубой лучик вырвался из его пальца вновь, но натолкнулся на препятствие, созданное левой рукой противника. Голубой лучик словно растворился.

Беран отступил. Три десятка женщин валялись на полу, трясясь и всхлипывая. Адъютанты Берана стояли вялые и обмякшие. Палафокс попятился к дверям павильона, повернулся и вышел. У Берана не было сил преследовать его.

Панарх вернулся во Дворец и заперся в своих апартаментах. Утро плавно перешло в золотой паонитский полдень, день скатился к вечеру.

Беран заставил себя встать. Он подошел к гардеробу, облачился в облегающий черный костюм. Затем вооружился ножом, лучеметом, парализатором мысли, проглотил таблетку нейростимулятора. Потом тихо направился на крышу, скользнул в летательный аппарат, взвился высоко в ночь и полетел к югу.

Сумрачные скалы Нонаманда поднялись из моря – видна была фосфоресцирующая полоса прибоя у подножья и несколько тусклых огней наверху. Беран держал курс над темными утесами по направлению к Пону. Суровый и напряженный, он правил в полной уверенности, что летит на верную смерть.