Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 155

Начало 1870-х годов

МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ

В саду Гефсиманском стоял Он один,     Предсмертною мукой томимый. Отцу Всеблагому в тоске нестерпимой     Молился  страдающий Сын.         "Когда то возможно, Пусть, Отче, минует Мя  чаша сия, Однако  да сбудется воля Твоя…" И шел  Он к апостолам с думой тревожной,     Но, скованы тяжкой  дремой, Апостолы  спали под тенью оливы, И тихо сказал Он им: "Как  не могли вы Единого часа побдети со Мной?     Молитесь! Плоть  немощна  ваша!.."     И  шел Он молиться  опять: "Но если  не может Меня миновать —     Не  пить чтоб ее — эта чаша, Пусть  будет, как хочешь Ты,  Отче!" И  вновь     Объял  Его ужас смертельный, И пот  Его падал на землю как кровь,     И  ждал Он в тоске беспредельной. И снова к апостолам Он  подходил, Но  спали апостолы сном непробудным, И те же слова Он Отцу   говорил, И пал  на лицо, и скорбел, и тужил,     Смущаясь  в борении трудном!..         О, если б я мог В саду Гефсиманском явиться с мольбами, И видеть следы от Божественных ног,     И  жгучими плакать слезами!         О, если б я мог     Упасть на холодный песок     И  землю лобзать ту святую, Где так одиноко страдала любовь, Где пот от лица Его падал как кровь,     Где чашу Он  ждал роковую!     О, если б в ту ночь кто-нибудь,     В ту страшную  ночь искупленья, Страдальцу в изнывшую  грудь     Влил слово одно утешенья! Но  было все тихо во мраке ночном, Но  спали апостолы тягостным сном,     Забыв, что грозит им невзгода; И в сад Гефсиманский с дрекольем, с мечом, Влекомы  Иудой, входили тайком     Несметные сонмы  народа!

1868

ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ

Кончалось  лето. Астры отцветали… Под  гнетом жгучей, тягостной печали     Я  сел на старую скамью, А  листья надо мной, склоняяся, шептали         Мне  повесть грустную свою. "Давно ли мы  цвели под знойным  блеском лета,         И вот уж  осень нам грозит,         Не  много дней тепла и света         Судьба  гнетущая сулит.     Но что  ж, пускай холодными руками         Зима  охватит скоро нас, Мы  счастливы теперь, под этими лучами,         Нам  жизнь милей в прощальный  час. Смотри, как золотом облит наш парк печальный, Как радостно цветы в последний раз блестят,         Смотри, как пышно-погребально         Горит над рощами  закат! Мы  знаем, что, как сон, ненастье пронесется, Что снегу не всегда поляны покрывать, Что явится весна, что все кругом проснется, —         Но  мы… проснемся ли опять?         Вот  здесь, под кровом нашей тени, Где груды хвороста теперь лежат в пыли,     Когда-то цвел роскошный  куст сирени         И розы  пышные   цвели.     Пришла   весна; во славу новым розам         Запел, как прежде, соловей, Но  бедная сирень, охвачена морозом,         Не  подняла своих ветвей. А  если к жизни вновь вернутся липы наши,         Не  мы увидим их возврат,     И  вместо нас, быть может, лучше, краше         Другие  листья заблестят. —     Ну  что ж, пускай холодными руками         Зима  охватит скоро нас, Мы  счастливы теперь, под бледными лучами,         Нам  жизнь милей в прощальный  час.     Помедли, смерть! Еще б хоть день отрады… А  может быть, сейчас, клоня верхушки ив,         Сорвет на землю без пощады         Нас ветра буйного порыв… Желтея, ляжем мы  под липами родными… И  даже ты, об нас мечтающий с тоской, Ты встанешь со скамьи, рассеянный, больной,         И, полон мыслями своими,     Раздавишь нас небрежною ногой".

1868

КОРОЛЕВА

Пир шумит. — Король Филипп ликует, И, его веселие деля, Вместе с ним победу торжествует Пышный двор Филиппа короля. Отчего ж огнями блещет зала? Чем король обрадовал страну? У соседа — верного вассала — Он увез красавицу жену. И среди рабов своих покорных Молодецки, весело глядит: Что ему до толков не придворных? Муж потерпит, папа разрешит. — Шумен пир. — Прелестная Бертрада Оживляет, веселит гостей, А внизу, в дверях, в аллеях сада, Принцы, графы шепчутся о ней. Что же там мелькнуло белой тенью, Исчезало в зелени кустов И опять, подобно привиденью, Движется без шума и без слов? "Это Берта, Берта королева!" — Пронеслось мгновенно здесь и там, И, как стая гончих, справа, слева Принцы, графы кинулись к дверям. И была ужасная минута: К ним, шатаясь, подошла она, Горем — будто бременем — согнута, Страстью — будто зноем — спалена. "О, зачем, зачем, — она шептала, — Вы стоите грозною толпой? Десять лет я вам повелевала, — Был ли кто из вас обижен мной? О Филипп, пускай падут проклятья На жестокий день, в который ты В первый раз отверг мои объятья, Вняв словам бесстыдной клеветы! Если б ты изгнанник был бездомный, Я бы шла без устали с тобой По лесам осенней ночью темной, По полям в палящий летний зной. Гнет болезни, голода страданья И твои упреки без числа — Я бы все сносила без роптанья, Я бы снова счастлива была! Если б в битве, обагренный кровью, Ты лежал в предсмертном забытьи, К твоему склонившись изголовью, Омывала б раны я твои. Я бы знала все твои желанья, Поняла бы гаснущую речь, Я б сумела каждое дыханье, Каждый трепет сердца подстеречь. Если б смерти одолела сила — В жгучую печаль погружена, Я б сама глаза твои закрыла, Я б с тобой осталася одна… Старцы, жены, юноши и девы — Все б пришли, печаль мою деля, Но никто бы ближе королевы Не стоял ко гробу короля! Что со мною? Страсть меня туманит, Жжет огонь обманутой любви… Пусть конец твой долго не настанет, О король мой, царствуй и живи! За одно приветливое слово, За один волшебный прежний взор Я сносить безропотно готова Годы ссылки, муку и позор. Я смущать не стану ликованья; Я спокойна: ровно дышит грудь… О, пустите, дайте на прощанье На него хоть раз еще взглянуть!" Но напрасно робкою мольбою Засветился королевы взгляд: Неприступной каменной стеною Перед ней придворные стоят… Пир шумит. Прелестная Бертрада Все сердца пленяет и живит, А в глуши темнеющего сада Чей-то смех, безумный смех звучит. И, тот смех узнав, смеются тоже Принцы, графы, баловни судьбы, Пред несчастьем — гордые вельможи, Пред успехом — подлые рабы.