Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 23



…Такое прозрачное солнце, Почти незаметное даже,— Оно и в крови, и в дыханье,            в размеренном пульсе ростка. Пейзажи — в пространстве оконца — Насытит, наполнит и вяжет Чудесной янтарной игрою            невидимая рука. Как живчик, как жилки мерцанье, Скользнет сквозь кристаллы рассвета, Сквозь грани его и сквозь такты            молоденький ветерок. Хотя не ясны очертанья — Из здания, полного светом, То девушка выйдет, то мальчик,            то юноша на порог. И сразу поднимет лопату, Пропахшую росной травою, Пропахшую инеем утра,            шлифованным холодком; Ведь время настало рассаду Сажать, присыпая землею, Чтоб корень пророс, вырываясь            мальчишеским, дерзким рывком. Твердеют побеги растений, Чьи влажные гибкие жилы, Тугие хрящи и сосуды            хранят молодое тепло. Клетчатки набухшие стены Ломает зерно хлорофилла, Где солнце зеленым кристаллом,            ядром жизненосным легло. Растенья звучат, как гобои, И клумбы гремят, как литавры; Густым и раскатистым тоном            цветник начинает гудеть. Блестят сталагмиты алоэ. Кольчуга могучего лавра. Лиловый дымок маттиолы.            Настурций узорная медь. Земли островерхие всходы, Цветенья порядок высокий Растит и лелеет садовник            в привычной заботе своей. Врезаясь в пространства и годы, Идут по спиралям потоки Законченных планов, и мыслей,            и осуществленных затей. Как стройные медные струи, Как многоколонные своды, Встает урожай небывалый            всем грузом цветов и стеблей. Там крепнут посевы, бушуя В извечных глубинах природы; Там радостный труд человека            победный вздымает трофей. И стебель, могучий, как атом, И атом, развившийся в астру, И формулы зрелые зерна            победно возносит творец, И слушает мастер, ликуя, И ловит знакомую ноту В мильонных звучаниях края,            в гармонии мастерства; Обтачивает и шлифует Он голос своей работы, Усиленный мощным единством,            добытый из недр естества. Триумф человечества. Правда Всей жизни вселенной. Впервые Встает человек над землею            как этой земли властелин. Пускай это стратонавты, Разведчики черной стихии Далекого неба, пусть это            строители мудрых машин, Пускай металлург, дозорный Глухого томленья металла, Пускай верный кормчий комбайнов,            флотилий земных рулевой,— Они все из той же упорной Породы людей, от начала В звучание нового мира            вступающих твердой стопой. И он — в этой рати отборной, Садовник, что мало-помалу На клумбу сажает подсолнух,            настурции и левкой. И клумба пылает, как кратер, Растущий без остановки,— Отличное, доброе дело,            здоровых посевов итог. И семя полетами ядер Начинает бомбардировку, И венчик глазастой ромашки            волчком закружился у ног. 2 Садовник нагнулся. И заступ Прорезывается грубо Сквозь верхнюю, бурую корку            на жирных, пахучих грунтах. Чтоб пальмой — большой, коренастой Украсить цветочную клумбу, Садовник в нее врезает            лопату на полный взмах. Внезапно скрежещет лопата. Подрезанный пласт чернозема Выворачивается. Зияет            раскрытая яма, и в ней, Как кубок округлый, покатый, Череп, землей занесенный, Закутанный в корневища,            как клубень из желтых костей. От праха земного, от ила Желтеющий лоб очищает И череп роняет на клумбу            меж пышных стеблей и цветов. И тут же из глуби могилы Садовник вдруг вынимает Пятиконечный осколок,            эмблему великих боев. Он знает, что значит находка, Что значит значок этот малый, Высокое это отличье            отважных и крепких людей. И он приподнялся и четко Увидел расцвет небывалый, Увидел, как солнце играет            в ручьях быстролетных аллей, И славу походов огромных, И шаг миллионной когорты, Все солнцем одетые земли            страны, где родился и рос. «Звездоносец!» — воскликнул садовник И знак, заржавелый и стертый, На крепкой своей ладони,            как капельку крови, вознес. «Окислился металл. Позеленела медь. Багряная эмаль почти не уцелела. Ну, что ж — она лишь знак, жетон живого                                                                  дела Живых людей, умевших вдаль смотреть. На лбу людском,            на этой мудрой тверди, Как бытия итог, как символ храбрецов, Оставила звезду рука других бойцов, Крылатую звезду,            как розу тех ветров, Что людям указала путь в бессмертье. Я узнаю породу звездоносцев, Породу нашу.            Ясно узнаю Любую выпуклость, морщинку и полоску. Я чувствую тепло и напряженность мозга,— Он крепко мысль вынашивал свою. Я узнаю его по каждой складке тонкой, Она не стерлась, нет! Она еще жива. Жив этот рот. Он знал огромные слова: И смертный приговор, и песенку ребенка, И звон стиха, и формулы железа. Он мог наказывать. Он целовал и грезил. Он мог клеймить и гнать,            смеяться и шутить, Безмолвно каменеть,            дрожать в тоске                                       и страсти, Но никогда еще он не умел застыть Куском мясца.            Как видно, славный мастер Сформировал его из лучшего литья. Так формируются трибуны и солдаты. Проверкой мощности для них бывали даты Хорошего рабочего житья. Они — донбассовцы. Они — магнитогорцы. Они умели жить.            Успела возмужать Работы, радости и наступленья рать, Разведчики, герои, жизнеборцы. Уменье жить.            Уменье знать.                                   Уменье стать в строю. Уменье истребить. Уменье гнать. Исполнить. И он, ведущий класс, творит судьбу свою, Одним стремлением,            одною страстью полный». И он решает, он выносит приговор От имени истории и партии:                                           достоин Включиться в жизнь и жить —                                            или в грязи коснеть? Взошли над всей землей зениты страшных боен. Так начиналась жизнь. И так кончалась                                                             смерть. Так раскрывалось нам истории начало. Так начинали жить. И так закончен суд. И вот она — уже ушла под спуд, И вот она — сегодня отзвучала, Триада рубежей извечных естества, Закон рождения, и зрелости, и смерти: Родился — раз. Плодил подобных — два. Распался — три. В четвертое — не верьте. О дружба масс, ты первой входишь в вечность! Прекрасная тревога тысяч — ты Для жизни единиц расширила пути, Открыла для людей дорогу в бесконечность! И жить — ведь это жить, впервые ощутив, Узнав себя помноженным впервые На солидарность всех, чье имя — коллектив, На цели и мечты, неслыханно большие. Вот ощущение бессмертия. Вот где Труда и творчества разрушена граница, И в творческом пылу всесильный труд таится, И счастье творчества — в любом труде. Жить — это значит жить.            Осуществляя труд, Осуществляя мысль,            осуществляя слово В строфе поэм, в тяжелых грудах руд И в ритмах твердого, уверенного кова Выковывая радости статут. И ты, безвестный друг, чей череп брошен тут, Среди густой травы, в настурциях и мятах, Ты не из тех существ, забвением объятых, Каких рождал разбой, отчаянье и блуд. Ты не погиб во мне,            ты — вместе с миллионами Таких, как я.            Ты — всюду.            Ты — живой. И кровь и грязь меся походными колоннами, Врубая под землей еще один забой, Пуская пулю в лоб своим врагам заклятым, Ведя по целине моторов гром и дрожь, Склоняясь до утра над начатым трактатом, Ты творчески вошел в бессмертье… Что ж, Привет тебе, товарищ!..           …А за лугом Далекая песня звучала. Он слышал ее. Он смеялся —            садовник, взрастивший цветник. Ударясь о череп, по дугам, Как будто на гранях кристалла, Дробился огнем семицветным            расколотый солнечный блик. Росинки блестели над кругом Высокого лба. Осыпала Пыльцу на висок пожелтелый            планетка багряных гвоздик. 1934 Перевод Б. Турганова

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.