Страница 27 из 44
Это исходное положение по-разному интерпретировалось и варьировалось в различных философских и моральных учениях и направлениях. Наиболее популярным среди представителей господствующих классов и интеллигенции I–II вв. был стоицизм и частично примыкавший к нему умеренный кинизм, стремившиеся с наибольшей последовательностью обосновать соотношение единства и множественности, целого и части, человека и человечества, империи и гражданина, утвердить чувство общности с окружающим миром и его законами, избавиться от ощущения несвободы и отчужденности. Самыми известными стоиками того времени были Сенека, Эпиктет и Марк Аврелий. Сенека, как мы помним, был придворным Нерона, нажил огромное состояние, пользуясь часто весьма неблаговидными средствами, и вплоть до того как попал в немилость, участвовал во всех придворных интригах. Эпиктет был сперва рабом, затем отпущенником любимца Нерона — отпущенника Эпафродита. Его заметил философ Музоний Руф, стал заниматься с ним и преподал ему стоическую доктрину. Вместе с другими философами, находившимися в оппозиции в правление Флавиев, Эпиктет был выслан Домицианом, затем возвращен в Рим при Антонинах. Беседы Эпиктета пользовались большой популярностью, их посещали самые высокопоставленные люди, они были записаны и изданы сенатором Аррианом. Марк Аврелий, о котором подробнее будет сказано в следующей главе, был императором, правившим в конце II в., когда внешнее и внутреннее положение империи резко ухудшилось и она вступила в полосу длительного кризиса, от которого полностью уже не смогла оправиться. Различие в судьбах этих трех философов и в эпохах их жизни и деятельности позволяют нам проследить, как интерпретировался стоицизм в различных классах общества и каково было общее направление эволюции этого самого характерного для времени империи учения.
Для Сенеки цель философии — свобода мудреца от страхов и желаний, порабощающих невежественного человека. Только философия дает знание природы, ее законов, господствующей в ней необходимости, подчиниться которой добровольно и есть истинная добродетель и истинная свобода. Так знающий свой долг солдат подчиняется командиру. Неповинующегося же командир карает, и неправ будет солдат, жалующийся, что его свобода ущемлена. Познание не сводится к изучению отдельных наук. Они дают сведения или применимые к отдельным случаям или вовсе бесполезные. Не одобряет Сенека и увлечения логическими построениями. Может ли, говорит он, рассуждение «тайну доверяют хорошему человеку, пьяному тайну не доверяют, значит хороший человек не пьет», — удержать кого-нибудь от пьянства, или логически доказанное положение о том, что смерть не зло, побудить человека к смерти за родину? Очищающее душу знание философа состоит в созерцании природы и постижении разумом ее высших общих законов. Он проникает в ее тайны, исследует, какова материя вселенной, кто ее творец и страж, что есть бог — часть мира, или весь мир, сделал ли он что-либо однажды, или действует непрерывно, может ли он изменить раз навсегда установленные законы природы, или сам им подчиняется, не теряя своего могущества и свободы, ибо он сам для себя своя необходимость. Происходит ли несовершенство в мире от несовершенства творца или от сопротивления материи его искусству, предшествует ли материя идее или, наоборот, бессмертна ли душа или после смерти тела распадается — все это и многое другое для нас еще тайна, пишет Сенека, но кое-что люди уже постигли и еще больше постигнут в будущем. Самый же процесс проникновения в тайны и законы природы очищает душу и возвышает ее над мелкими заботами, освобождает ее. Мудрец начинает понимать, что возвышения и крушения царств, войны и даже периодически повторяющаяся гибель и возрождение космоса, не говоря уже о личной судьбе, представляется людям великим, потому что сами они малы. Он сознает себя как часть космоса, свой разум как частицу мирового разума, целостности, становящейся множеством, проникая во все сущее. Индивидуальный разум, логос — божественная составляющая человека, его нельзя обмануть, он сам карает за отступление от добродетели, заставляя человека мучиться от сознания собственного несовершенства.
Живущий согласно природе мудрец равнодушен ко всему внешнему, оно его не смущает, не делает несчастным, не сбивает его с избранного им пути. Он целостен, как мировой разум, не знает колебаний и сомнений, заставляющих невежественного и лишенного добродетелей человека метаться между делом и бездельем, жизнью в обществе и в одиночестве, завидовать другим и чувствовать вечное недовольство собой, проклинать весь мир из-за собственных неудач. Однако это не означает, что мудрый должен жить вне мира и не участвовать в его делах. Напротив, природа создала человека для жизни в теснейшей взаимосвязи с другими людьми. Мудрый обязан служить им всеми силами и при всех обстоятельствах. Его обязанность участвовать в жизни государства, служа ему на том посту, на который поставила его судьба. Если государство оказалось в такой степени испорченным, что философу в нем нет места, он должен помнить, что он гражданин не только своего родного города, но и всего мира, и приносить пользу человечеству в целом, поучая его и подавая пример собственной жизнью.
Сенека не только не одобряет, но прямо осуждает попытки активного сопротивления злу: обличая порока перед невежественной толпой, мудрый только раздразнит ее, выступая против тирана, навлечет на себя его гнев, что также бессмысленно, как выходить в море во время бури. Тем более недостойно роптать и жаловаться, осуждать мировой порядок и бога на том основании, что порочные счастливы, а хорошие несчастны. Судьба посылает испытания, чтобы закалить добродетельных и мудрых, и если они попадают в тяжелые обстоятельства, то это также естественно, как то, что хорошему солдату приходится затрачивать больше трудов и сталкиваться с большим числом опасностей, чем дезертиру. Их долг — с достоинством переносить все испытания. Если же чаша терпения переполнится, у них всегда остается возможность уйти из жизни. Достойная жизнь и мужественная смерть послужат людям примером, принесут им пользу, следовательно, долг быть полезным людям будет выполнен.
Насколько жизненной была эта мысль Сенеки для его современников из сенатской знати, видно на примере Тацита. Тацит не был философом и даже подчас относился к философам с некоторым презрением. Так, он рассказывает, что во время гражданской войны после свержения Нерона, когда войска будущего императора Веспасиана подходили к Риму и сенат послал к ним своих представителей, чтобы попытаться предотвратить возможные при взятии города эксцессы, в число делегатов замешался философ Музоний Руф, и пока шли переговоры с военачальниками, сновал между солдатами, произнося речи о величии мира и гуманности, и так надоел солдатам своими рассуждениями, что они чуть его не избили. Изредка касаясь общих вопросов, например, вопроса о том, направляется ли все в мире роком или случаем, Тацит обычно воздерживается от собственных суждений, передавая чужие. Но идею Сенеки о значении примера достойной жизни и смерти он не только горячо принимает, но и иллюстрирует в своих сочинениях.
Со специальной целью показать, что и при плохих правителях могут жить и действовать великие мужи, он написал биографию своего тестя Агриколы. Отец Агриколы был казнен Калигулой за то, что отказался выступить в роли доносчика. Сам Агрикола в юности получил хорошее образование и только мать удержала его от занятий философией «более усердных, чем это прилично римлянину и сенатору». Занимая различные должности в провинциях, соединяя в своих действиях честное и полезное, сохраняя молчание, когда все безудержно льстили Нерону, и добросовестно выполняя возложенные на него обязанности, Агрикола относился к подчиненным строго, но милостиво, пользовался среди них любовью и авторитетом, не вмешивался в интриги и не хвалился своими успехами и заслугами, относя их на счет начальников. Одержав ряд побед в Британии, он, дабы не раздражать Домициана, не терпевшего чужой славы, вернулся в Рим, не претендуя на награды и почести, жил скромно и замкнуто, что отвратило от него гнев Домициана. Он не хвалился дерзкими притязаниями на свободу, и его скромность и повиновение в соединении с активной работой более достойны уважения, чем бесполезное для республики «восхищение недозволенным».