Страница 8 из 149
Ащеулов. Кому?
Лутьин. Новым мужьям…
Евтюшкин. Про жен на заседании забудьте. Они теперь не жены, а вольные просительницы… Может ошибаться или нет?
Ащеулов. Нет!
Евтюшкин. Фиксируй — нет!.. Комиссии… пиши!., беру слово себе, а потом вам. Мы нравственно стоим на деле и умрем на посту…
(Стук в дверь)
Евтюшкин. Опять бабы!..
<Далее утрачены 4 страницы. — Ред.>
Евтюшкин. …и расписку в получении ребенка получите с курьером… Гражданка Башмакова, мы никакие не разбойники, а я председатель, а они члены. Мы на основании закона будем возращать нашего присужденного сына.
Марья Ивановна. И будем жить как разбойники, а не домочадцы. Васька, держи своего сына прямее!..
Ащеулов. Давайте ее кооптируем от греха и примем в штат как мать и технического работника на предмет детального возращения…
Марья Ивановна. Вот я и буду с вами жить как матка, а учетного пса и прочих служащих и обремененных сюда не пускать.
Лутьин. Марья Ивановна, мы будем возращать его по чудесам науки и знания, как двукратно постановила комиссия.
Ащеулов. Давайте ее кооптируем от греха.
Марья Ивановна. Ащеулов, давай сюда сына! Клади его на престол!
Марья Ивановна кладет сына на конторку.
Ащеулов. Убеждаю, давайте ее кооптируем.
Ащеулова. Вася, я побегу… Очень страшно с вами, слухай, что я скажу, если занадобится в деревню прибегать спасаться, — мужики наказывали сказать, — примут тебя, спрячут… Только ты бороду тогда загодя отпусти, а то такого тебя мужички убьют… Ей-бо!..
Ащеулов. Иди, Аленушка, иди от греха! — оставь пышки!..
Евтюшкин. Комиссия… либо правда ее, явочную стерву, кооптировать?.. Прямо разбой — ребенок на письменной конторке лежит и не плачет. Дожились! Ащеулов, пиши выписку из протокола о наших достижениях и наши проекты в губгород, а копию писателю Максиму Горькому!
Акт V
Наиболее рационально использованная жилплощадь: помесь учреждений, детского приюта и жилья. Под плакатом «Дорогу детям, потому что они цветы» — громадная белая люлька под белым балдахином. Явная медицинская научность и мирная жизнь. На первом плане стол, тот же, что был в комиссии охматмлада. Половина стола накрыта скатертью.
Евтюшкин, Лутьин и Ащеулов сидят за столом, тихо заседая. За сценой Марья Ивановна поет. Ащеулов ей изредка подтягивает.
Евтюшкин (Ащеулову). Ты когда же с ней жил?
Ащеулов. А я с ней почти что не жил. Я ею только любовался.
Евтюшкин. Когда любовался-та?
Ащеулов. Да я не любовался. Так, примерно ходил месяцев за девять, либо с половиной, — на краткие собеседования.
Евтюшкин. Значит, ребенок — твой?
Ащеулов. Да она сказывает — мой. Только это теперь к делу не относится, раз отец комиссия.
Евтюшкин. А я с ней жил в двадцать пятом годе… Когда ж это было? С декабря двадцать четвертого, когда колокол начали с собора спускать, — по январь двадцать шестого включительно, как раз она с Башмаковым зафиксировалась. Тогда же я и свое назначение получил в охматмлад.
Лутьин. А я с ней теперь живу ввиду исключительности… обстоятельств.
Ащеулов. А я изредка…
Лутьин роется в кипе бумаг.
Евтюшкин (лирически). Времена теперь такие пошли, весь город живет сплошь как одно семейство, и все родственники беззависимо от пола и должности… Ну ладно, поговорили неофициально, теперь пора перейти на текущие моменты. Докладай, Лутьин, по медицинской линии.
Лутьин. Вот с цифражом вам пора бы ознакомиться.
Евтюшкин. Докладай цифраж. Ащеулов, пиши.
Лутьин. Да писать-то много не надо. Вешаю ребенка по три раза в день, в весе не прибавляется, но и не убывает, стоит на балансе. Выношу его каждодневно на мороз на два часа, для вентиляции легких…
Евтюшкин. А еще какие мероприятия пускаешь?
Лутьин. Более пока ничего, жду достижений… Посетителей сегодня было — на предмет осмотра наших основных принципов коллективного воспитания — 31 человек. Судя по статистике цифража, наши принципы проводятся срочно в жизнь. Иначе куда у населения впечатления деваются? — Явно в подобные дела уходят.
Евтюшкин. Прямо не живем, а состоим в музее… будущее на руках вынашиваем… Мне бы тоже надо поработать, только некуда применить основное умение. Приходится, в зависимости от косвенных причин малолетства, ждать, когда вырастет. Я из него впоследствии, как вырастет, до возмужалости, буду госмужа делать.
Ащеулов. Я тоже. По соответствующим постам. (Зевает, отрывается от протокола и поет, подхватывая мотив М.И.) Э-эх, ва субботу, да в день ненастный, нельзя в поле работать…
Евтюшкин и Лутьин (продолжая песню). Нельзя в полюшке работать, ни боронить, ни пахать.
Марья Ивановна (входя, поет вместе с членами песню). Прощай, девки, прощай, бабы… — Чай, что ли, пить будем, разбойнички?
Ащеулов. А воду поджарила?
Евтюшкин. Который пока час?
Лутьин. Время пить, обед переварился.
Евтюшкин. Комиссия желает чай пить.
Марья Ивановна. Есаул, иди, неси самовар.
Ащеулов уходит за самоваром. Лутьин и Евтюшкин разуваются.
Лутьин. Пищу принимать босому спокойней, кровеобращение облегчается.
Евтюшкин. Ноги — испаряются, а не потеют, хотя мы люди не болящие.
Ащеулов вносит самовар.
Ащеулов. Угар несу. Атаманша, наливай чаю всем членам и себе.
Ащеулов также разувается.
Либо мне бороду сызнова отпустить? — Скучно без шерсти…
Лутьин. Отпусти обратно, а то тебя посетители за малолетнего принимают…
Марья Ивановна. Ну, разбойнички, садитесь наслаждаться вкруговую, приступайте к вольной жизни.
Лутьин (отхлебывая чай). Тихая жизнь… Никогда так планомерно не жил, — вот что значит безбабие…
Стук а дверь.
Евтюшкин. Ежели на предмет осмотра демонстрантов, то пускай ходят по расписанию, завтра с одиннадцати до часу пополудни.
Входит человек, Странник Земного Шара, в башлыке, с вещевой сумкою и с посохом.
Странник. Здесь в узком месте матерняя комиссия живет?
Евтюшкин. Здесь. А тебе чего?
Странник. Да пришел осмотреть ваши достижения. Сказывают, здесь мужики женщинами стали.
Ащеулов. Это им показалось.
Странник. И верно. Вы на баб не похожи… А она вон (в сторону Марьи Ивановны) вылитая баба. Может, она баба и есть?
Марья Ивановна. Я не баба, я — атаман.
Странник. О?
Евтюшкин. Ты чего бродишь-то? — Во-первых, у нас смотреть нечего, у нас вещей нету, а есть отношения. А во-вторых, явись завтра от одиннадцати до часу, если хочешь посмотреть. А сейчас мы отдыхаем.
Странник. Ну, покажь хотя бы отношения. Я двести верст прошел — на вас посмотреть, как же можно… Народ повсюду томится. Не то дружбы, не то злобы ищут, не то харчами недовольны…
Ащеулов. Вали, друг, на постоялый двор. Возьми кусок сахару…
Странник уходит, поторапливаемый Ащеуловым.
Лутьин. Работы у нас на все двадцать четыре часа.
Евтюшкин. Еще бы. Народ с периферии тронулся — в силу своевременности наших мероприятий… Налей вторую, доброволица…
Марья Ивановна (наливая через край). Вот это я понимаю, жизнь. Живу и что хочу делаю, а делать я ничего не хочу. Не то что коз у Башмака доить. Он, черт, меня, как бухгалтерскую графу, учитывал, словно я вещь, а я отношение.
Евтюшкин. Ты не отношение — ты соотношение социальных условий, социальная надстройка, баба на базе.