На скосе века

Глубже в лес — и под иглы Взглядов — жгучих и жёстких. VIII Ах, глобальные игры! — Допинг старцев кремлёвских. Допинг!.. Чувства линяют. Глохнет всё, кроме власти. И порой заменяют Игры ею — все страсти. Шутка ль! — Все они в силах. Мир смолкает, робея… И в их старческих жилах Кровь кружится быстрее. Рвутся в бой, хоть и седы, Словно в день свой вчерашний. Юность длят… И за это Платят юностью нашей. Нашей кровью и болью, Нашим духом и телом. И, наверно, судьбою Нашей Родины в целом. Мир доведен до края. Он молчит… А взовьётся — Что мы здесь вытворяем — Всё на ней отзовётся. Всё на ней!.. Безусловно!.. Чем поздней, тем страшнее… IX …И, выходит, виновны, Мы ещё и пред нею. Всем во вред мы, похоже. Как мы узел разрубим? Мы ж не выродки всё же. Мы ведь родину любим. Воле старцев послушны, Возражать избегая, Не с того ль мы им служим, Что мы ей присягали? Не с того ль они сила, Что себе мы невнятны?.. Ах, Россия, Россия, — Прорубь… Голубь плакатный. Где ж вы, голуби?.. Нет их. Даже помнить нелепо. Есть венец пятилеток — Огнемёт среди неба. X Шли в навоз поколенья, Мор и холод терпели, Чтоб мы так над селеньем Без опаски висели. За бронёй… И висим мы. И стреляем, как пашем. И почти что не мнима Безнаказанность наша. Да, почти что… Но — мнима. С каждым днём она тает. Пули бьют чаще мимо. Но порой — попадают. Чаще лишь задевают, Ослабев напоследок. Но порой пробивают И броню пятилеток. И в махине железной Занимается пламя, И мы рушимся в бездну, Подожжённую нами. И всё видится шире. Дым глаза застилает. И никто в целом мире Нам спастись не желает. И неправда прямая (А куда ж нам податься?) Всё сильней прижимает Нас друг к другу и к старцам. Кто поймёт нас? — Всю эту Заколдованность круга. Никого у нас нету — Мы одни друг у друга. XI Пьём за дружбу, ребята! Мы друг к другу прижаты. Мы друг к другу прижаты И кругом виноваты. Мы! — твержу самовольно, Приобщаясь к погостам. От стыда и от боли Не спасёт меня Бостон, Где в бегах я. Где тоже Безвоздушно пространство. Где я гибну… Но всё же Не от пули афганской. Не от праведной мести, Вызвав ярость глухую, А в подаренном кресле, Где без жизни тоскую. Где и злость, и усталость — И пусты, и тревожны… Где так ясно: осталась Жизнь — где жить невозможно. Там, в том Зле, что едва ли Мир не сцапает скоро. Там, откуда послали Этих мальчиков в горы. XII Мы! — твержу. Мы в ответе. Все мы люди России. Это мы — наши дети Топчут судьбы чужие. И вполне, может статься, Тем и Бог нас карает, Что кремлёвские старцы В них, как в карты, играют. Нет!.. Пусть тонем в проклятьях, Мы! — кричу, надрываясь. (Не «они» ж называть их, В их стыде признаваясь.) Мы!.. Сбежать от бесчестья, — Чушь… Пустая затея… Мы виновны все вместе Пред Россией и с нею. Тем виновней, чем старше… Вспомним чувства и даты. Что там мальчики наши — Мы сильней виноваты. XIII Мы — кто сгинул, кто выжил. Мы — кто в гору, кто с горки. Мы — в Москве и Париже, В Тель-Авиве, Нью-Йорке.