Сэляви

* * * Мой самый трогательный стих  Во мне самой еще не стих. Так пусть летит, твои сухие тронет губы! Во мне любые пустяки Переплавляются в стихи — Прозрачно-горькие, как сок грейпфрута Кубы. Но ты, я знаю, не таков. И ты не любишь пустяков. А я сутулая, усталая улитка… И ты смеешься надо мной — В глаза, а также за спиной, И на груди моей горит твоя улыбка. Но самый трогательный стих Во мне самой почти затих. А ведь звучал, а ведь дрожал и не сдавался! Хотя душа удивлена, Хотя душа утомлена — Но все ж цела! А вот и стих образовался. * * * Посмотри на меня, посмотри — нет печальнее повести. Я давно замолчала, совсем не шучу и не ерничаю. Я вообще отъезжаю: в уральском, донецком, мои самоцветы, саратовском поезде, Вот блокноты и книги, я ем бутерброд и чаевничаю… Посмотри на меня, посмотри — нет отчаянней зрелища С этим сложным и ложным, румяным и пафосным мужеством. Огляди на Казанском иль Курском вокзале московские пряные прелести: Эту пьянь, этот смрад, этот стыд огляди с подобающим ужасом. А теперь посмотри на меня: я гибка, как лазутчица. Краснобайство мое позади, я молчу, как разведчица. Разветвляется жизнь, ничего же уже не получится, И никто мне на дальнем перроне не светит, не светится. Посмотри на меня, посмотри, я, конечно, не сдобная. И я не депутат, не красотка, не лыжница, что возвращается с полюса… Я сварливая-скучная-грустная и неудобная Если я не горю как свеча там в окошке летящего поезда. * * * Если б знать! Если б молено заранее знать! Как-то выведать, вызнать и — Голову тихо склонить. Ведь придется не только ласкать, целовать, обнимать, А еще и своею рукою без всякой пощады казнить. Если б знать! Если б только начать узнавать, Что, едва затвердивши уроки: Не умничать, не капризничать, Не попрекать, — Надо будет учиться с ног человека сбивать И, не глядя, одним движением человеку Грудь рассекать. Если б знать! Если б знать наперед, как все Складывается, — Помогли бы и те, и другие, Сама бы была начеку. Надо было мне с юности-младости учиться пойти хирургии, А не никчемному, сладостному французскому языку! * * * Я живу как живу. Я пою как поется. Может быть, и могла б жить еще как-нибудь… У меня твоего Ничего не остается — Ни на руку надеть, ни повесить на грудь. Ты живешь как живешь: Ты поешь как поется. Может быть, ты бы мог жить еще как-нибудь… У тебя моего Ничего не остается — Ни на руку кольца, ни цепочки на грудь. А пора бы понять, Время, время научиться: Из всего выйдет толк, от всего будет прок. Что теперь как песок Между пальцев просочится, То еще — погоди! — соберется между строк. * * * А за все, что выйдет боком И представится грехом — Я отвечу перед Богом, Перед Богом и стихом. Подожду, не стану плакать И не стану кликать смерть. Кто же я — земная мякоть Или неземная твердь? Подведу тебя к порогу И скажу как на духу: Отвечаю только Богу, Только Богу и стиху! Подожду, не стану плакать И узнаю наизусть: Кто же я — земная слякоть Или неземная грусть? Наживу с годами грузность, Как и вся моя семья. Кто же я — земная трусость Или тайна бытия? Освещаю ли дорогу? Горожу ли чепуху? Отвечаю только Богу, Только Богу и стиху! * * * Я сама себе открыла, Я сама себе шепчу: Я вчера была бескрыла, А сегодня — полечу И над улочкой знакомой, И над медленной рекой, И над старенькою школой, И над маминой щекой. Как ни грело все, что мило, Как ни ластилось к плечу — Я вчера была бескрыла, А сегодня полечу! Над словцом неосторожным, Над кружащим над листом И над железнодорожным, Над дрожащим над мостом. То ли дело эта сила, То ли дело — высота! Я вчера была бескрыла, А сегодня я не та. Кто-то Землю мне покажет Сверху маленьким лужком… На лужке стоит и машет Мама аленьким флажком. Было время — смех и слезы, Не бывало пустяков. Слева — грозы, справа — грозы, Рядом — стаи облаков. Как ни мучались, ни звали Кто остался на лугу — Я вчера была бы с вами, А сегодня — не смогу…