Страница 61 из 69
Во время полета в безоблачном небе стояла сильная дымка, из-за чего практическая видимость ограничивалась дальностью в четыре — шесть километров. Тактический замысел, разработанный на земле, „сработал“ удачно.
Немцы появились на высоте около четырех тысяч метров. Заметив пару наших самолетов, ринулись на нее в атаку с высоты. Но находившаяся выше пара Бориса Глинки, в свою очередь, атаковала их. Что ни предпринимали немцы — пробовали свечой взмывать вверх, бросаться в стороны или же уходить пикированием вниз к земле, — их везде встречали наши эшелонированные пары. Кончился бой тем, что оба немецких „охотника“ были расстреляны в воздухе, их самолеты врезались в землю недалеко один от другого, два костра пылали на земле.
Подобным образом расправились наши летчики еще с несколькими парами других „охотников“, отучив их от коварных приемов».
Летчик-истребитель Василий Степанович Сапьян:
«Мы перелетели на площадку Октябрьское, чтобы быть ближе к нашим наступающим войскам и иметь больше времени для боевой работы.
К тому времени все попытки противника закрыть горловину прорыва у Саур-Могилы были отбиты. Наши войска подошли к железнодорожной линии Успенская — Амвросиевка, освободив эти населенные пункты. Район нашей деятельности расширялся. Мы заходили глубоко в тыл немецких войск (на запад и на юг) и на подходах встречали вражескую авиацию.
27 августа группой из шести самолетов мы вылетели для прикрытия наших войск. Придя в обусловленный район и не увидев воздушного противника, мы пошли на запад. Километрах в 40 от линии соприкосновения войск встретили группу Ю-87, направлявшуюся к фронту. Внезапными атаками мы сбили три бомбардировщика и вынудили остальных сбросить бомбы и повернуть назад.
После разгрома группы мы возвращались к переднему краю довольными: задание выполнили отлично. Поднялись до высоты 3000 м и были в двух-трех километрах от железнодорожной линии Ростов — Сталино, по которой проходил передний край.
Я следовал выше группы и южнее. Слева от меня шел Дольников. Вдруг — след трассы и звуки разрывов пушечных снарядов впереди самолета. Делаю рывок вправо и бросаю взгляд вверх — там отваливал немецкий истребитель!
А мой самолет горит. Внизу — занятая немцами территория. Повернул в направлении железной дороги. Пламя уже лижет стекла кабины. Надо прыгать! А ведь прыгать страшно. Но в кабине дальше находиться нельзя. Сбрасываю правую дверцу. Языки пламени затягиваются в кабину. Раскрыв привязные ремни, вываливаюсь на плоскость. Огнем обдает руки и лицо, волосы на голове — не отсоединенные в кабине наушники стянули с головы летный шлем.
Покинув самолет, попал в необычную тишину. И сразу вспомнил о необходимости дальнейших действий — раскрытии парашюта. Вспомнились рассказы о том, что в горячке боя и момента летчик не находит кольца вытяжного парашюта или что он отрывает кольцо вместе с карманчиком, и другие случаи. Взглянул спокойно на грудь слева — на плечевых ремнях парашюта на своем месте карманчик и в нем красное кольцо. Правая рука потянулась к нему. Но — нет! Еще рано! Может догнать падающий и вращающийся самолет.
Прошло несколько секунд и — рывок за кольцо! Над головой раздается шелест раскрывающегося спасительного шелка. Взгляд вниз — до железной дороги еще больше километра. Что делать? Надо применить скольжение в направлении наших позиций. Потянул за левую лямку. Парашютный купол прогнулся и заскользил влево. Но железная дорога приближается медленно. Тяну лямку больше, надеваю ее на левое колено. Полотнище купола почти сложилось. Высота катастрофически уменьшается. Но и железная дорога все ближе и ближе. Вот уже и деревья лесополосы, земляная насыпь, вторая лесополоса. Уже наши внизу!
Отпускаю лямку — и почти сразу же удар о землю: увлекшись скольжением, я не контролировал высоту, и получилось, что в момент полного натяжения купола мои ноги почти без надлежащей подготовки встретили землю. Жесткий удар передался на позвоночник с болью, а когда парашют потянул меня назад и я упал навзничь, при этом еще добавилась боль в нижней части позвоночника.
Ко мне подбежали солдаты-минометчики, на чьи позиции я приземлился.
И только теперь пришло какое-то осмысленное понимание случившегося и ощутил радость спасения от беды. Сердце и душа откликнулись теплым чувством огромной благодарности моей подруге Марии Васильевне за ее внимательность и аккуратность: ведь спасительный купол моего парашюта укладывали ее руки. И сработал он отлично!
К слову сказать, это был мой первый в жизни прыжок с парашютом (и как вышло в дальнейшем — и последний!). Нет, конечно, я ранее хорошо изучил теорию прыжка, правила пользования парашютом. Еще в 1939 году при обучении в Кременчугском аэроклубе узнал все о парашюте, даже укладывал его сам. Но прыгать с ним не пришлось. В 1941-м во время обучения в Армавирской военной школе пилотов мы тоже хорошо изучили парашют и теорию прыжка. А вот тренировочные прыжки не успели выполнить — после начала войны были досрочно выпущены из школы.
Подбежавшие гвардейцы-минометчики помогли мне отцепить парашют, санинструктор „угостил“ какими-то таблетками, смазал обожженные места на запястьях и шее, а потом их командирский „виллис“ увез меня на наш аэродром, в полк.
Все обошлось как нельзя лучше.
Из-за травмы позвоночника я вынужденно несколько дней не принимал участия в боевых вылетах. Сидел на радиостанции и слушал переговоры своих товарищей, выполнявших боевые задания. Оказывал помощь командами с земли при посадке групп, которые возвращались из боя.
30 августа наш уважаемый полковой врач Аббас-Али разрешил мне боевые вылеты…»
Вспоминает летчик-истребитель 16-го гвардейского авиаполка Герой Советского Союза Константин Васильевич Сухов:
«Позади остались воздушные сражения на Кубани, равных которым не было за всю войну. Авиаторы 9-й гвардейской истребительной дивизии, которой командовал подполковник Ибрагим Дзусов, приобрели в них богатейший боевой опыт. Наверное, поэтому соединение решено было перевести в резерв Главного Командования.
Боевые полки на отдыхе. Но это лишь считается так. На самом деле идет кропотливая учеба: летчики изучают опыт мастеров неотразимых атак, обстоятельно разбирают тактические особенности наиболее ярких побед своих товарищей в боях с отборными вражескими эскадрами. Технический состав еще и еще раз проверяет самолеты, тщательно готовит их к предстоящим боям.
Летчикам выдали новые полетные карты, густо испещренные знакомыми названиями: готовится освобождение Восточной Украины, Донбасса.
1 августа все три гвардейских полка (16-й, 100-й и 104-й) взлетели по тревоге. С аэродрома станицы Поповическая снялся и наш 16-й гвардейский истребительный авиаполк. Сели на полевом аэродроме у хутора Любимое. Нас принимает заместитель командира полка Герой Советского Союза майор А. И. Покрышкин. Приказывает тщательно укрыть машины, ничем не выдавая себя. Технический состав без промедления приступает к осмотру истребителей и подготовке их к боевым действиям.
Не прошло и двух часов, как первая группа истребителей, ведомая старшим лейтенантом Александром Клубовым, ушла на прикрытие переднего края. В ее составе старший лейтенант Иван Олефиренко, лейтенант Николай Трофимов, лейтенант Николай Карпов. Следом выруливает по хуторской улице в поле и взлетает наша первая эскадрилья во главе с майором А. Покрышкиным.
Нам поставлена задача прикрыть наземные части на передовой. В этот день совершаем вылеты и наносим удары над Харцызском, Ясиноватой, Макеевкой, атакуем вражеские эшелоны на перегонах, блокируем аэродромы противника.
Несколько дней враг избегает встречи с нами, видимо, помнит уроки Кубани. В перерывах между боевыми вылетами политработники сообщают нам свежие новости. Мы радуемся успехам наших войск в Курской битве, завидуем тем, кто сейчас сражается в небе над Орлом, Белгородом, гордимся славными победами своих товарищей — авиаторов 2-й воздушной армии.